— Вы не знаете, где они хранились?
— В такой маленькой зеленой коробочке. Но где она лежала, не знаю… Старинная вещь, подарок деда…
Бондарев отбросил опись и отошел к окну.
Соколов долго не нарушал тишины.
— Я вам больше не нужен? — спросил Бондарев.
— Еще один вопрос. К нам попала ваша записка, адресованная матери. Нас интересуют следующие строки: «Питомцу своему скажи, что матросов дальнего плаванья готовят специальные училища и что неучам на корабле делать нечего». О каком это питомце идет речь?
Бондарев взял записку и перечитал ее.
— Это ответ на вопрос матери. Она как-то писала мне, что один из ее питомцев бросил школу и просит устроить его матросом и обязательно на корабль, совершающий заграничные рейсы. Я рассердился…
— А кто эти «питомцы»?
— Это ребята… В году тридцать шестом или тридцать седьмом мама вела домашнюю группу малышей-дошкольников: гуляла с ними, учила немецкому языку. Потом они выросли и некоторые маму навещали. Она их и называла «питомцами». А о ком идет речь в письме, я не знаю — имени там не было.
— Вы кого-нибудь из них видели в последние годы?
— Я их и раньше не видел. В те годы я в мореходке учился.
— И фамилий не знаете?
— Нет.
— Вы долго пробудете в Ленинграде?
— Дня три. В пути меня задержала погода. Если бы не погода, успел бы на похороны.
— Возможно, вы нам еще понадобитесь, придется вас потревожить…
— Пожалуйста, вызывайте.
Как только за Бондаревым закрылась дверь, Соколов достал пожелтевшую фотографию детской группы. Теперь он по-новому всматривался в лица изображенных на ней мальчиков и девочек.
За этим занятием и застал его Сурин. После неудачи со Шкериной и шофером Глеб осунулся, почернел и стал будто еще меньше ростом. Все эти дни он ездил из конца в конец города, копался в домовых книгах, уточнял адреса и фамилии, разыскивал людей по едва уловимым приметам и часами беседовал с ними, выявляя все новые и новые имена, связанные с именем Бондаревой.
Увидев на столе у Соколова фотографию детей, он протянул к ней руку.
— За ней-то я и приехал.
— Тебе-то она зачем?
— На Васильевском острове я нашел старуху. В тридцатых годах она была у Бондаревой чем-то вроде домработницы. Она вспомнила, что Екатерина Петровна в те времена занималась воспитанием чужих детей. Была у нее целая группа ребятишек, с которыми цацкалась с утра до вечера. У меня сразу всплыла эта фотография. Я подсчитал, если тогда они были малыми детишками, то сейчас им лет по двадцать. Стоит поинтересоваться. Может быть, кто-нибудь из них у Бондаревой бывал.
Соколов не утаил своего восхищения.
— Золотая у тебя голова, Глеб. Движок в ней работает как часы. Там бы еще тормоза завести, тебе бы цены не было.
Сурин хотел было вспылить, но Соколов, поняв, что его друг принял похвалу за издевку, поспешил предупредить вспышку.
— Я не шучу. Верно, ты молодец. Только что я пришел к тому же с другого края.
И он рассказал о разговоре с Бондаревым и о смысле непонятных строк в записке, найденной у боцмана Скоробогатко.
— А что ты надумал делать с фотографией? — спросил он в заключение.
— Повезу моей старухе, пусть посмотрит, может быть хоть одно имя вспомнит. А там уж я всех найду.
— На! Бери этот детский сад и работай.
Старушка с Васильевского острова не отличалась крепкой памятью. Она долго, с умилением рассматривала старый снимок, даже прослезилась, но ни одной фамилии вспомнить не смогла. Только маленькую девочку с кукольными локонами она назвала по имени.
— Ниночкой звали. Они от нас через два дома жили. На Малом проспекте. Я ее раз к маменьке отводила. И после, когда она в школу ходила, встречать доводилось.
— Когда в последний раз вы ее видели?
— Да не так, чтобы давно… Перед самой войной видела.
— А после войны никого из них не встречали?
— Где уж там. Всех война разбросала. Я и Екатерину Петровну разок только в трамвае видела. Да и выхожу редко, ноги старые…
Больше ничего Сурин от нее не добился. Он обошел несколько ближайших домов на Малом проспекте и проверил по домовым книгам всех женщин, прописанных под именем Нина. Таких нашлось немало, но ни одна из них не подходила по возрасту.
Как искать девочку с локонами, лет пятнадцать назад жившую на Васильевском острове и выехавшую не известно куда? Глеб сидел в скверике на Малом проспекте и в десятый раз задавал себе этот вопрос.
Мимо него пробежали две школьницы. Из-под косичек у них выбивались красные огоньки пионерских галстуков. Сурин встал. Как эта мысль не пришла ему в голову раньше? Нина училась в школе. Нужно узнать, какая школа обслуживает этот микрорайон, и там наверно найдутся какие-нибудь следы.