Напомню вам еще одни эпизод. Его не забыли ваши соседи. Это было два года назад. Сын потребовал у вас денег на очередную попойку. На этот раз вы почему-то отказали ему. И он поднял на вас руку. Он хотел вас ударить. Как вы отнеслись к этому? Вы застыдились перед посторонними людьми, обратили все в шутку и сунули ему двадцать пять рублей.
…Зубов встал, отошел к окну, хотел привычным жестом расстегнуть пуговицу кителя, но опустил руку. Он должен был высказать все, что накипело в больном сердце.
— И самое тяжкое ваше преступление в том, что вы не только не приучили сына к труду, но помогали ему уклоняться от труда, воспитали в нем отвращение к труду. Этим вы нарушили основной закон нашей жизни. Вы родили человека, а вырастили преступника.
Круглые сироты, потерявшие отцов и матерей, более счастливы, чем дети таких родителей, как вы и ваш бывший муж. И мне очень жаль, что я не могу посадить вас на скамью подсудимых рядом с вашим сыном… Вы свободны, можете идти.
Зубов не смотрел вслед уходившей женщине. Когда за ней захлопнулась дверь, он снял трубку телефона и позвонил домой.
— Что слышно, старая?
Жена уловила усталость в его голосе и заговорила с напускной строгостью:
— Ну чего звонишь, молодой? Обещал ведь сегодня пораньше приехать.
— Сейчас еду. Что там Екатерина Ивановна поделывает?
— Тебя дожидается.
— Подсади-ка ее к телефону.
Послышалась какая-то возня: двухлетнюю внучку полковника пристраивали к аппарату. Зубов так ясно представил себе, как маленькую пухленькую ручонку приучают держать тяжелую трубку, что весь сморщился от сдержанного смеха.
Слышно стало, как Екатерина Ивановна сосредоточенно сопит в микрофон, а два женских голоса шопотом подсказывают: «Скажи: деда, приезжай».
— Здравствуй, Катюша! — окликнул Зубов.
Сопенье на мгновенье затихло и возобновилось с новой силой.
— Не хочешь разговаривать? Обиделась? Скажи бабе, что дед выехал.
Зубов положил и вновь поднял трубку. Он вызвал гараж.
— Машину на площадь!
