— Спасибо, я приду и выступлю. Ведь мои фигуранты сидели в основном в Лефортово. Я знал очень многих ребят, чекистов — где они сейчас… И вот то главное дело, которым я руководил около пяти лет, создавалось именно мозгами и руками КГБ. По указанию Юрия Владимировича Андропова и за его подписью в 1975 году была создана оперативная разработка — есть её номер, название… Но поскольку следственная часть КГБ была тогда сравнительно небольшой и могла просто утонуть в волнах коррупционной стихии, то была привлечена Прокуратура СССР. Тайная разработка продолжалась примерно год. То есть уголовное дело не возбуждалось, а было возбуждено дело оперативного сопровождения. В результате этой филигранной работы чекистов была проведена операция против определенного круга дельцов — так называемых «цеховиков». История этого вопроса такова. «Цеховики» начали свою бурную деятельность в Грузии. В основном это были жители Тбилиси и Кутаиси, которые опирались на помощь криминальных авторитетов. Однако министр внутренних дел генерал-майор Шеварднадзе, пришедший к руководству Грузией в 1972 году, получил наказ Брежнева того плана, что ты там мол расплодил у себя «цеховиков»… Они по-умному вложили накопившиеся к тому времени коррупционные капиталы в наше и импортное текстильное оборудование и начали выпуск ширпотреба. В результате грузинские предприятия легкой промышленности частично производили государственную, а частично — левую, так называемую неучтенную, продукцию. Планы таким образом как правило перевыполнялись, но при этом шло разворовывание государственной продукции, которая реализовывалась преступным путем с участием работников торговли. Именно воровство — поскольку сырье было государственным. Оно получалось путем приписок — тот же узбекский хлопок — кому-то отправляли «корешки», а кому-то — «вершки»… К тому же они так научились «по-стахановски» настраивать станки, чтобы, например, вместо трех ниток пускать одну или две… И вот в разгар этой деятельности Шеварднадзе, имея наказ ЦК КПСС, вызывает руководителей соответствующих предприятий и говорит им: «Сворачиваемся, все убрать!» Легко сказать — убрать. Станки-то тоже неучтенные. Но они были куплены на собственные капиталы, не бросишь. Поэтому станки были перевезены через Кавказский перевал и оказались в Ставропольском крае, Чечено-Ингушетии, Дагестане и по всему Северному Кавказу. Здесь снова раздали взятки, купили площади, открыли новые «цеха», поставили их на баланс Министерства местной промышленности Чечено-Ингушской АССР — опять же за взятки. И преступная деятельность — выработка и сбыт неучтенной продукции — продолжилась уже на территории России. То есть Россия была «заражена» грузинским вирусом. Поэтому за «цеховиков» с января 1975 года взялось КГБ, которое вело их оперативную разработку, то есть аудио— и видеофиксацию посетителей, прослушку фигурантов, внедрение в их среду агентов и т. д. — я знакомился с многочисленными томами этого секретного дела. А в феврале 1976 года было дано указание того же Андропова по возбуждению уголовного дела, которым занялись следователи. Одновременно в 6.00 было проведено около 120 обысков в магазинах на территории России, куда шла реализация этой продукции, в квадрате Набережные Челны — Москва — Орёл — Чечено-Ингушетия — Саратов. Обыски дали прекрасные результаты. Только обыск, проведенный в Назрановском райпромкомбинате, подтвердил многие оперативные материалы на целый ряд фигурантов. Обозначилось преступное сообщество и были вскрыты денежные потоки и распределение прибыли. Данным «цехом» владели 5–6 человек, которые были его «акционерами». Они собирались раз в месяц, обсуждали производственные вопросы, выполнение плановых заданий, проценты по «неучтенке», проводили партийные собрания. И все это записывали в тетрадки. Прикрывал их министр местной промышленности Чечено-Ингушетии.
— И что, все это они записывали?
— Да. Прямо в тетрадку пишет: министру — 500 руб., замминистра — 400 руб., начальнику цеха — 2000, главному инженеру — 1000 и т. д. Вот они все пятеро сидят, и каждый записывает в столбик в свою тетрадку своим почерком. Потом все эти тетрадки сравнили. Но главная мудрость Андропова и руководителей оперативных подразделений заключалась в том, что была дана команда на изъятие всех бумажек, включая мусор. А воровство шло как: вначале делался «большой» счет для перевозки всей продукции. Если милиция остановит — все на месте. А чтобы изъять неучтенную долю, после звонка по телефону о приемке вылетает человек самолетом, например в Саратов, и привозит «малый» счет — уже за вычетом неучтенной доли. Разница между ними и составляет украденную прибыль. Послали продукции на 150 тыс., привозят счет на 50 тыс. — прибыль 100 тыс. можно изымать. Андропов на своем уровне понимал, что это капиталистические отношения, которые внедряются в социалистическую систему и разъедают ее. «Товар — деньги — товар», «все покупается — все продается». Поэтому операция была проведена филигранно. Когда взяли директора Ачхой-Мартановского комбината — солидный мужчина, выпускник Плехановского института — то у него было японское оборудование для производства сумок и набивных платков. Он специально ездил в Павловский Посад изучать опыт, и платки отлично расходились. Когда его арестовали, у него была небольшая бумажка: Мария — 6, Магомет — 15, Иван — 10, Рамзан — 7. Его спрашивают, что это за цифры — он отказывается, мол просто так, для себя. Но одновременно провели обыск в Нальчике, а там в магазине Мария заведует универмагом. Провели обыск — а у нее в сейфе лежат аккуратно упакованные 6 тысяч и написано: «Долг Назрани». Было еще такое, что возле бухгалтера, который переписывал счета и получал за это один процент, стояла мусорная корзина, в которой были разорванные «большие» счета, уже замененные на «малые». Вначале их сжигали, но потом потеряли бдительность и стали бросать в корзину. Таким образом в одной корзине лежало несколько ст. 93—1 УК РСФСР — хищение в особо крупных размерах (свыше 10 тыс. рублей), которая предусматривала 15 лет лишения свободы или расстрел… То есть, как мы тогда шутили, в одной корзине лежало пять «вышаков». Это к вопросу, как нужно собирать доказательства. Проведи одновременные обыски во всех точках — и доказательства у тебя в кармане. Эти правила действуют и сегодня — но почему-то пишут, что следователи разучились работать. А может, им проще иметь свою долю? Тогда одним из пяти «акционеров» был Жовкис, который имел 20 процентов. Это был опытнейший трикотажник-универсал, который знал, как отрегулировать станок, чтобы сэкономить. Случилось так, этот Жовкис собрался выехать за границу. Он начал скупать антиквариат и меха и переправлять все это за рубеж через сотрудников посольства Италии в Москве, которые вывозили эти ценности по поддельным документам. Затем Жовкис продал свою долю в предприятии за 60 тыс. рублей — по тем временам миллионное состояние — Жоре Бадалову, который одновременно отвечал за охрану «цеха», безопасность «акционеров» и логистику, возил счета в Москву, Саратов и другие города. Но Жовкис был к тому времени на «прослушке» — КГБ заинтересовалось контактами Жовкиса в посольстве Италии и источниками доходов. Его взяли прямо у трапа самолета в Москве и нашли у него «на кармане» те самые 60 тыс.! Взяли, что называется, с поличным. Тут же возбуждается уголовное дело по ст. 93 прим. — которое принял к производству следователь КГБ. Поэтому, если говорить о роли Андропова в борьбе с оргпреступностью, — то она очень велика и заключается в свойственной чекистам настырности, первичной оперативности при разработке подозреваемых объектов и дотошности, филигранности произведенных обысков. Но следователей КГБ катастрофически не хватало — ведь только по нашей группе проходило 12 «акционеров». Например, одним из крупнейших реализаторов неучтенной продукции в Московской области был Магидович. Он уже арестован, с ним работают, а пакет с его обыска лежит невскрытым — не хватает рук. Магидович гонит на допросах «пургу», а в пакете лежат, как выяснилось позже, черновые записи с двух или трех поставок, включая вынутый из корзины основной счет. Когда его сравнили с имеющимся в деле подложным — Магидович сразу «раскололся». Поэтому КГБ обратилось в Прокуратуру дать им следователей. Так пришел в это дело я во главе группы из 40 следователей. По этому делу мною лично было арестовано более ста человек — одновременно производилось более 120 обысков. Я, наверное, занимаю первое место среди коллег по числу тюрем, в которых я бывал. Потому что держать эти 122 человека в одной тюрьме было невозможно — я их распасовал по всей Руси. Тюрьма в Пятигорске называлась «Белый лебедь», в Златоусте — «Златхаузен» и т. д. по всей матушке России. А ведь помимо нашей бригады, КГБ работало и в других регионах. Ведь наш производитель неучтенной продукции был не единственным. Думаете, меня не пытались купить? Всякая работа с новым дельцом начиналась с того, что он предлагал мне штук пять «Волг». А за 122 арестованных никто тебе ничего не даст — могут только организовать случайный наезд одной из этих «Волг».