Выбрать главу

Перед входной дверью Брилл помедлила, оглянувшись через плечо на массивную мраморную лестницу, обрамляющую фойе. Он медленно окинула взглядом тени, устилающие пустынный холл, и ее захлестнули тревога и неуверенность, которые она испытывала последние несколько дней. То же ощущение страха, что отравляло ее сны, поднималось в горле, почти перекрыв дыхание. Взгляд Брилл смягчился, потеряв холодную остроту гнева, когда тревога взяла верх; она сжала кулаки в предчувствии надвигающегося ужаса.

— Дураки… — выдохнула Брилл. — Скоро их мир рухнет им на головы, а они еще даже не знают об этом.

Прикусив нижнюю губу, Брилл отвернулась от роскоши здания Оперы и шагнула в залитый солнечным светом холодный зимний день, зная, что больше ничего не может сделать, чтобы убедить остальных в том, что ей известно. Поправив на носу свои темные очки, она заторопилась по холодному воздуху и быстро влезла в неказистый черный экипаж, ожидавший на обочине.

Мужчина, окутанный тенями, наблюдал, как одетая в черное фигура Брилл исчезает за дверями в зимнем дне. Он подслушал интересную маленькую сценку, произошедшую между его слабоумным директором и этой странной девушкой.

«Так они намереваются вскоре избавиться от меня? — подумал он, и дикая ухмылка раздвинула его губы, обнажая ряд безупречно ровных белых зубов. — Какая нелепость…»

Мужчина пристально смотрел в никуда, потерявшись в вихре собственных мыслей, и его поразительно синие глаза сияли с пугающей силой. Вскоре воплотится в жизнь план, призванный наконец-то подтвердить его право на ту, что уже ему принадлежит. Вечер премьеры «Дон Жуана», его оперы, был назначен на конец недели. «Они думают, что такие умные. Пробуют перехитрить хитреца. Но мне известна их игра».

Его ухмылка стала шире, исказив левую сторону лица в гротескном выражении, граничащем с безумием; другая половина кривой гримасы осталась скрытой под гладкой белой маской, покрывающей половину его лица. Эффект от бесстрастной фарфоровой стороны бок о бок со столь темной яростью был тревожным, лишь подчеркивая неуравновешенность и отчаяние человека под маской.

Подняв руку, чтобы поправить маску привычным до автоматизма жестом, таинственный мужчина продолжал невидящим взором оглядывать парадный вход театра. Он медленно вдохнул, пытаясь на краткий миг обуздать метание мыслей.

Его ухмылка поблекла, а лицо стало опустошенным, как у человека, которому слишком хорошо знакомо отчаяние. На секунду его разум успокоился, а гнев утих, оставив после себя зияющую пропасть тоски и печали, способной накрыть все вокруг. Его пронзило острое жало отвергнутой любви, и пропасть разверзлась шире, грозя окончательно поглотить его и ввергнуть во тьму. «Она не желает меня. Наверное, и никогда не желала. Все это время я любил ее, но… но она не желает меня».

Скривившись, будто угнездившаяся в нем боль превратилась в живое существо, мужчина сбросил тонкую пленку спокойствия и рассудительности, вновь укутавшись спасительным огнем всепожирающей ярости. Пока разум мужчины ворошил осколки его разбитого сердца, он сосредоточился на последней фразе незнакомки. Повторяя их снова и снова, чтобы не думать ни о чем другом, очищая мысли, чтобы только лишь ее слова бесконечно отдавались в его черепе. «Скоро их мир рухнет им на головы».

«Рухнет им на головы… на головы… Да… Да, это можно устроить». И когда мужчина тихо произнес эти слова, ужасная идея завладела его разгоряченным разумом.

Он взглянул вверх, прямо туда, где в соседней комнате висела фантастическая люстра, ухмылка превратилась в зловещую улыбку. Придумав финальный аккорд, придавший его плану окончательный вид, мужчина развернулся на каблуках и крадучись направился по боковому коридору. Взмахнув своим безукоризненно сшитым черным плащом, Призрак Оперы исчез в тенях.

========== Глава 2: Скрытая угроза ==========

До представления новой оперы «Дон Жуан» оставалось всего три дня, и царивший в театре обычный предпремьерный хаос лишь усугублялся таинственным происхождением пьесы. Обычно каждая репетиция проходила в напряжении, доводившем актеров до истерики: их взгляды неизменно притягивала царящая над сценой темнота. Никто — от самого дюжего рабочего сцены до самой циничной уборщицы — не осмеливался выходить из комнат поодиночке. Они жили будто в осаде, под гнетом неведомой и невидимой силы.

А сейчас половина работников театра побывала на маскараде, где Призрак, размахивая шпагой, вручил директорам свою пьесу. Им исключительно не повезло узнать, что в стенах Опера Популер следует бояться куда большего, нежели просто тени и сквозняки, что меж мерцающих газовых светильников властвует нечто более материальное, нежели привидение. Теперь в их ночные кошмары проник человек в маске.

Необычность самой оперы тоже не успокаивала страх актеров — а скорее лишь усиливала его. Наполненная неприкрытым сексуальным напряжением и неудовлетворенностью работа откровенно шокировала всех участников, но при этом вызывала ощущение захватывающего дух чуда даже в самых непоколебимых и черствых сердцах. То, что Призрак лично написал «Дон Жуан» и потребовал распределить роли совершенно особенным образом, стало последней искрой, которая взорвала все бурлившие в театре слухи, подобно пороховой бочке.

Теперь каждый знал, что Кристина вновь получила ведущую партию сопрано, как гласили указания на первой странице партитуры, — факт, о котором чесали языками очень многие. И то, что чуть раньше в этом году Кристина была похищена Призраком, давно уже стало главной сплетней среди уборщиц. Несколько вполне заслуживающих доверия свидетелей утверждало, будто она отсутствовала всю ночь и половину следующего дня. Исчезновение Кристины было тем более поразительно, что, когда пропажу заметили, дверь в ее гримерную была заперта снаружи. Как девушка могла просочиться сквозь прочный дуб и каменные стены, было необъяснимо — разве что ее забрал Призрак. Основываясь на этих престранных обстоятельствах и более всего на привилегированном положении Кристины, многие начали думать, что юная дива состоит в сговоре с третирующим весь оперный театр таинственным мужчиной.

Но, конечно, те, кто был близко знаком с мадемуазель Даае, высмеивали эти нелепые обвинения. Они знали, что скорее уж Карлотта выучится играть в оставшиеся три дня, чем Кристина намеренно навредит кому бы то ни было. Девушка была слишком молодым и слишком тихим созданием, чтобы дать почву этим грязным слухам. Ее сердце было, что называется открытой книгой: его с одинаковой легкостью можно было прочесть и исписать — и определенно не в ее натуре было образовывать гнусные союзы с безумцами. Сторонники Кристины, в отличие от сплетников, открыто отстаивали свое мнение, так что заинтересованным сторонам не составляло труда собрать информацию о юной певице и ее недавних неудачах.

— Вы правда верите, что привидение не только похитило одну из ваших актрис, но и написало оперу? — с ноткой сарказма спросила Брилл.

Повисла долгая тяжелая пауза, во время которой она переводила взгляд с одной случайно встреченной хористки на другую. Когда те с энтузиазмом закивали, Брилл возвела очи к стропилам. «Это сводит меня с ума. Как кто-то может верить подобным небылицам? Это же противоречит всякой логике».

Не без трепета вернувшись в Опера Популер, теперь Брилл блуждала по лабиринту закулисья, пытаясь отыскать зацепку — любую зацепку — к тому, на что именно ей указывали сны. Несколько дней назад, возвратившись домой, она поняла, что, несмотря на унизительную встречу с Андре, совесть просто не позволит ей остаться в стороне, зная, что директора подвергают весь театр опасности.

Она задумчиво продолжила:

— И вы поставите эту пьесу всего за три дня?

Девушки снова кивнули; их улыбки медленно истаяли.

— Да, мадам, мы должны успеть. Новые директора совершили ошибку, бросив ему вызов. У него тут повсюду глаза и уши. Когда Призрак выходит на охоту, от него не укрыться, — прошептала худенькая светловолосая хористка, нервно пробежавшись глазами по перекрытиям.