Брилл прижала ладонь ко рту, пряча смешок, слетевший с ее губ в ответ на возмутительный комментарий. Ее брат был одним из тех немногих людей, которые могли пробиться сквозь пелену скорби, которая, казалось, навечно отделила ее от остального мира. Коннер заставлял ее забыть, что она отличается от других, забыть о том, что она нашла и потеряла. Рядом с ним она вновь чувствовала себя юной. Он напоминал Брилл о времени, когда они по ночам рассказывали друг другу истории о привидениях и корчили рожи через обеденный стол. Всегда напоминал ей о времени, когда они все были счастливы, до того, как умерли отец и мать, до того, как она похоронила мужа и была вынуждена растить дочь в одиночку.
Но, как это обычно бывало, смех бежал из глаз Брилл, сделав выражение лица каким-то пустым — хотя она и продолжала улыбаться.
— А ты эксперт по благопристойности? Сдается мне, дорогой братец, что именно ты голым и пьяным носился по шотландским пустошам после вечеринки в честь твоего восемнадцатилетия, — ответила она, надеясь смутить его воспоминаниями. Но, вместо того чтобы выказать малейший признак стыда, Коннер запрокинул голову и разразился смехом; веснушки на его носу резко выделились в свете ламп.
— Я забыл об этом, Бри! Черт меня возьми, если это не была лучшая попойка в моей жизни! Ирландский виски лучший в мире.
Брилл выразительно возвела глаза к небу и потянула его вверх по главной лестнице.
— Пойдем. Давай выбираться из толпы. Я устала от того, что все эти богатые старые курицы глазеют на меня.
Коннер огляделся поверх головы сестры; его взгляд ожесточился. «Если бы на нее таращились только престарелые богатые аристократки, я бы так не тревожился. Она даже не осознает, что мужчины никогда не обращают внимания на ее волосы — их чересчур отвлекает ее лицо», — думал он, коротко оскалившись на пялящегося в их сторону французского аристократа. Тот вздрогнул от столь неподобающего джентльмену поведения Коннера и быстро отвернулся. Брилл, продолжая тянуть брата за руку, не подозревала ни об обмене взглядами, происходящем у нее над головой, ни о том, что разыгрывалось в это самое время за кулисами театра.
*
Кристина сидела перед огромным зеркалом в своей гримерной, рассеянно глядя на свое бледное отражение. Рукав костюма испанской крестьянки незаметно сполз с ее кремового плеча. Девушка словно бы погрузилась в транс и не осознавала происходящее вокруг. Две молодые ассистентки были заняты укладкой ее длинных локонов для предстоящего спектакля, но она никак не реагировала на их присутствие.
Она лишь смотрела в зеркало, которое теперь хранило так много воспоминаний — хороших и плохих. Одинокая слеза выкатилась из ее больших карих глаз и сползла по щеке. Трясущейся рукой она быстро вытерла ее, по-прежнему не двигаясь. Улучив момент, Кристина сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь унять дрожь во всем теле.
Она знала, что сегодня уничтожит мужчину, который был ее защитником и учителем многие годы. Она разобьет ему сердце на тысячи осколков, и когда сделает это, часть ее собственного сердца разобьется вместе с ним. Привязанность и уважение, которые она когда-то испытывала к своему ангелу, бежали от ревнивого и темпераментного мужчины, которого она узнала. Его властные и импульсивные поступки испугали ее больше, чем когда-либо могло напугать его обнаженное лицо. Но она видела, что других вариантов нет. Если она хочет быть счастлива, ей придется сделать так, как сказал Рауль. А она отчаянно жаждала быть счастливой. Счастливой со своим прекрасным и нежным Раулем.
Кристина отвернулась от зеркала и оцепенело вышла в коридор. Ассистентки последовали за ней, совершая последние манипуляции над ее волосами и костюмом, перед тем как прозвучит сигнал о ее выходе на сцену.
Она не могла лгать самой себе и утверждать, что лицо Ангела не оттолкнуло ее. Шок от вида его уродства лишил ее на время дара речи, ужаснув до глубины души. Она никогда в жизни не думала, что человеческое существо может быть настолько уродливо, что нормальные черты лица могут быть так искажены и нарушены. Даже сейчас при мысли об этом ее сердце пустилось вскачь, а живот скрутило. То, что она увидела на правой половине его лица, составляло ужасающий контраст с левой. Словно в насмешку, левая половина его лица была непростительно хороша. Строгая линия челюсти, прямой аристократический нос и ярко-синие глаза вместе создавали картину совершенной мужской красоты. «А между тем правая сторона его лица…»
Только она начала погружаться в свои мысли, как заметила Рауля, с напряженным лицом выходящего из бокового коридора. При виде него Кристина оставила размышления и бросилась в его объятия. Юные ассистентки отстали, оставив их наедине.
— Рауль, я боюсь, — рыдала Кристина, пока он успокаивал ее и покрывал нежными поцелуями ее лоб.
— Все будет в порядке, Кристина. После этой ночи мы сможем быть вместе. — Та кивнула и неохотно высвободилась из объятий Рауля. — Я буду следить из зрительного зала. У каждой двери будет стоять охрана. Он больше не сможет никому причинить вреда. — Рауль проводил ее до сцены и оставил с остальными исполнителями. Он бросил на нее последний ободряющий взгляд, после чего развернулся и поспешил на свое место в зрительном зале.
Кристина стояла, заламывая руки, пока гасло освещение в зале, а огни рампы разгорались ярче. Занавес подняли, открывая хор, стоящий среди декораций, изображающих ад. Деревянные языки пламени и клубы искусственного дыма заставили зрителей благоговейно вздохнуть, но когда хор запел, все прочие звуки прекратились.
Пьянджи, ведущий тенор, занял свое место на сцене рядом с ведущим баритоном. Полноватый певец вскоре исчез за красным занавесом, сигнализируя о выходе Кристины. Когда она шагнула прямо к рампе, ее дрожь утихла, а тревога на ее личике сменилась мечтательным выражением. Помимо прочего, она была великолепной актрисой. «И смилуйся надо мною небо за то, что я должна сейчас сделать».
========== Глава 4: Невообразимая катастрофа ==========
Когда в зале погасли газовые светильники, Брилл и ее брат обменялись нервными взглядами. «Вот оно. Пожалуйста… пожалуйста, пусть я ошибусь на этот раз».
Занавес медленно разъехался, открывая потрясающе выполненные декорации. Две винтовые лестницы обрамляли сцену, возвышаясь над продуманно расставленными языками пламени, настолько реальными, что казалось, будто они колышутся. После короткой паузы хористы высыпали на сцену и заняли свои места вокруг огромного круглого очага прямо под балконом, который поддерживали лестницы. Вскоре звук множества голосов слился в совершенной гармонии, заполняя тишину зала. Публика откинулась на креслах, чтобы смотреть оперу через позолоченные бинокли.
Открывающая сцена быстро разъяснила всю сюжетную линию без единой лишней ноты или мелодии. Брилл поймала себя на том, что слегка увлеклась историей, погрузилась в быстро меняющиеся эмоциональные сцены вопреки туманящему разум опасению. Она подалась вперед, широко распахнув глаза, когда увидела, как Дон Жуан скрывается за красным занавесом, вслух размышляя о том, что должно произойти с бедной девушкой, против которой он замыслил недоброе.
Воспоминания о жутких сновидениях и несчастье, которое они предрекали, меркли в голове Брилл по мере того, как она все больше и больше погружалась в разыгрываемую перед ней драму. Несколько раз ей приходилось силой вытаскивать себя из создаваемого на сцене мира, напоминая, что она здесь вовсе не за тем, чтобы смотреть оперу. Что причина этого куда более серьезна и требует полного внимания. Отводя взгляд от сцены, Брилл осматривала зал, освещенные газовыми лампами лица публики, в то же время пытаясь игнорировать пьесу. Но каждый раз музыка проникала сквозь ее решимость подобно асассину в ночи, легко отвлекая внимание. Брилл вновь поворачивалась к сцене, словно притянутая незримой рукой.
На сцену вышла юная певица; ее голос без усилий вознесся до самых дальних лож. Брилл с испугом узнала в ней девушку, которую видела за кулисами три дня назад. «Кристина… кажется, так ее зовут, — подумала Брилл, и коварные когти страха охладили ее интерес к спектаклю. — Когда она и тот юноша проходили мимо, я точно почувствовала, что они сыграют какую-то очень важную роль в том, что должно случиться этим вечером. Но как… что должно произойти?»