— Лаборатория — святая святых института, и вы прекрасно эиаете об этом, Асперс. Обитель бессмертного гения… Туда имеют право входить только доверенные лаборанты. Как вы когда-то…
— Неужели никого из вас не заинтересует содержание беседы, которая могла бы состояться между мной — допустим, бывшим лаборантом гения — и вашим теперешним гением?
— Не интересует… Кроме того, бессмертного Ноэля Жироду нельзя беспокоить по пустякам.
— Кажется, я начинаю понимать, — пробормотал арестованный. — Каким же я был глупцом… Вы просто боитесь возможного разоблачения. Действительно, если мир узнает, что находится в вашем «святая святых»… Такой «храм науки» придется низвергнуть, и горе его жрецам.
— Мне кажется, можно кончать нашу конференцию, — вежливо сказал профессор Тыызвуд. — Все, что было необходимо, мы выяснили, не так ли, комиссар?
— Да, конечно, — кивнул комиссар, вставая. — Благодарю вас, господин профессор. Благодарю вас, господа. Уведите арестованного, Джонс.
Уже в дверях арестованный резко повернулся и хотел что-то сказать, но полицейский потянул его за скованную руку и увлек за собой. Когда дверь закрылась, профессор Тыызвуд покрутил пальцем у виска и усмехнулся:
— Он, по-видимому, свихнулся еще тогда, когда работал в лаборатории Жироду. Бесполезно продолжать расследование, комиссар. Потребуйте повторную экспертизу, ознакомьте психиатров с нашим мнением и отправьте его туда, где ему следует находиться. Разумеется, нужна строжайшая изоляция… А нам, коллега, — профессор Тыызвуд повернулся в сторону профессора Брики, неподвижно сидевшего в своем кресле, — нам придется усилить контроль за психикой лаборантов, допущенных в лабораторию Жироду.
Комиссар откланялся и вышел.
Профессор Тыызвуд прошелся по кабинету и остановился перед креслом, в котором продолжал восседать профессор Брики.
— А что, собственно, вы все молчите, коллега, — спросил он, наклонившись к самому лицу Брики. — Скажите же хоть что-нибудь.
— Я думаю, — последовал лаконичный ответ.
— Гм, думаете… О чем?
— Это был неудачный эксперимент, Тыызвуд.
— С Ноэлем Жироду? Пожалуй… Он не заслуживает бессмертия.
— Никто из нас не заслуживает, Тыызвуд. Но я не о том. Мы недооценили опасности… Если когда-нибудь возникнет необходимость убедиться, что же, в сущности, находится в электронной и прочей аппаратуре нашей лаборатории… Что? Или, если угодно, кто? Мы не сможем решить такой задачи. И никто никогда не сможет. Мы создали абсолют, которому обязаны верить и… поклоняться.
— Не преувеличивайте, коллега. Аппаратура может быть выключена.
— Но это будет хуже, чем убийство. Кто решится на такое? Авторитет в науке — страшная вещь. Вы можете начать нести невероятную чушь — и все равно вас цитировали и будут цитировать. Хуже того, будут интерпретировать вашу чушь, доискиваться в ней скрытого завуалированного смысла. И что вы думаете, обязательно найдут…
— Но позвольте, коллега… — Профессор Тыызвуд даже побагровел от возмущения.
— Разрешите мне кончить, Тыызвуд. Если пример показался вам неудачным, считайте, что я говорил о себе. Хотя и вы не всегда вещали истину, и Ноэль Жироду — при жизни — тоже. Иное дело теперь. Поместив его в эту лабораторию, мы с вами вознесли его до ранга бессмертного гения. Ну-ка попробуйте опровергнуть что-нибудь из того, что выдает его лаборатория. Вас поднимут на смех — вас — генерального директора института, в котором находится эта лаборатория! Месяц спустя после начала эксперимента еще можно было выключить аппаратуру лаборатории, даже полгода спустя, может быть, год… А теперь поздно, и вы это знаете не хуже меня. «Акцептация бессмертного Ноэля Жироду», «Ноэль Жироду рекомендовал», «Ноэль Жироду считает»… Вы же знаете магическую силу этих формул. Из области науки они уже шагнули в политику, в информацию, в прессу. Увеличение кредитов на вооружение? Пожалуйста, раз необходимость этого проанализирована в лаборатории Жироду… Судьба изобретений, их анализа, внедрение? Кто рискнет возразить, если «Ноэль Жироду рекомендовал» или «не рекомендовал»… Культ Жироду создан не без нашего участия, Тыызвуд… Но теперь мы бессильны отменить его…
— Однако мы можем кое-что регулировать, коллега… И регулируем…
— Да… Но тут все упирается в лаборантский состав… Надежные лаборанты, контроль за ними… Контроль, контроль… И страшно подумать, что будет, если они выйдут из-под контроля…
— Значит, ключ к проблеме — лаборанты, дорогой коллега Брики. Не сам бог, а жрецы бога… В таком случае нам никогда не придется ломать голову над решением той задачи, о которой вы только что вспоминали. Не все ли равно, кто или что находится там — в недрах лаборатории бессмертного Ноэля Жироду?… Конечно, культ порождает идолов… Любой культ… Но идол остается идолом, независимо от того, деревянный он, живой или заключен в электронные оболочки…
Игорь Росоховатский
Рассеянность Алика Семина
Справа от меня послышался вопль, полный ужаса и отчаяния. Дробью ударили шаги бегущего, затрещали ветки. На площадку перед бывшей диспетчерской из кустов выскочил человек в весьма странном одеянии, а за ним метнулось длинное темное тело зверя. Почти инстинктивно я нажал кнопку. Тонкий луч пистолета-лазера коснулся зверя, и он упал, забившись в судороге.
Я крикнул человеку, но то ли он не расслышал моего крика, то ли был слишком напуган… Зашуршали ветки кустов — и он исчез.
Я остановился перед мертвым животным. Четыре длинные лапы, пасть с крупными зубами… Да ведь это же собака! Дог! Но откуда здесь, на давно покинутом людьми спутнике Арей-3, могла взяться собака? Последняя экспедиция для наблюдения Юпитера была здесь лет десять назад. Ее возглавлял мой земляк Алик Семин, и никаких собак — ни настоящих, ни ищеек-киберов — у них не было.
А кем мог быть этот человек? Кто-нибудь из команды нашего корабля? Но почему в таком одеянии? Я подошел ближе к кустам и потянулся к клочку его одежды, висящему на ветке. Моя рука замерла. Волосы зашевелились от страха.
Сквозь редкие ветви селенции остролистой, выведенной специально для спутников с искусственной атмосферой, я увидел труп человека, лежащий на траве. Труп молодой женщины в одеянии, чем-то напоминающем одежду незнакомца, удиравшего от собаки. Длинная накидка с длинными рукавами. Платье из тяжелого бархатистого материала…
Держа наготове лазер, я направился к трупу. Теперь, вблизи от него, я разглядел, что это существо только похоже на земную женщину. Очень похоже. Но ростом оно было значительно меньше, телосложения более хрупкого. Может быть, девочка-подросток, да к тому же больная? Но кто бы ей разрешил подняться в космическое пространство?
Вывод напрашивался сам собой, однако он был слишком невероятен. Неужели они такие? Настолько похожи на людей? Даже одежда их напоминает одежду людей, живших на Земле несколько столетий назад?
Если даже допустить такое невероятное совпадение, то почему же код их сигналов был настолько непонятен для нас? Астрономам и космолингвистам понадобилось одиннадцать месяцев, чтобы хоть приблизительно расшифровать сигналы. Характеристики кода свидетельствовали не просто о другом восприятии мира, но об иной форме мышления, о других критериях оценки физических явлений.
Сигналы впервые приняли наши ученые на радиотелескопе искусственного спутника Наргис у Сатурна. Судя по модуляциям, сигналы передавались с космического корабля, приближающегося к Солнечной системе.
Лучшие космолингвисты и математики трудились над расшифровкой кода сигналов. Выяснили, что корабль собирается причалить к какому-нибудь из периферийных искусственных спутников, затем была принята короткая передача с Арея-3, где вплоть до завершения постройки Арея-4 располагалась радиоастрономическая обсерватория. Инопланетчики сообщили о своем прибытии на спутник. Сколько ни ворочались гигантские искусственные уши радиостанций, сколько ни вслушивались в шорохи космоса, вестей от инопланетчиков больше не поступило. Гости словно бесследно растворились на Арее-3. Автоматы, несшие бессменную службу у радиомаяков и аппаратов, поддерживающих искусственную атмосферу на спутнике, никакого вразумительного ответа дать не могли. Вот тогда я и получил приказ от Астронавтического совета высадиться на Арее-3. Советники произнесли сакраментальную фразу: «Если не ты, то кто же?» — и все было решено.