Но все же ты невероятно усложнился, человек. Ты создал над древней программой, записанной в тебе, столько новых программ — психологических, чисто человеческих, — что иногда можешь заглушить первую — самую древнюю и самую жестокую. Тогда иллюзии превращаются в реальность, более важную для тебя, чем сама жизнь.
А потом начинаются мучительные поиски, для которых природа не предназначала тебя, — поиски Знания…»
Петр почувствовал, как в нем столкнулись две силы — мятежный дух «Коперника», пробужденный воспоминаниями, и нечто спокойное и стоячее, как болото, убаюкивающее и засасывающее. Оно заставляло вспоминать и оно же хотело уберечь его от воспоминаний, поставить предел, плотину, но не знало, в каком месте ее ставить. Его мышцы напряглись и свивались в пружины. Ему нужно было немедленно что-то разорвать. Но он не мог понять, что именно. Необходимо куда-то уйти. Но куда?
«Угомонись, дурачок, — зашептал голос матери. — У тебя достаточно знаний. Зачем тебе новые? Ты наконец обрел идеальный Дом. Цени его. Он больше, чем ты. Он принял тебя в качестве мозга. Взамен твоего предшественника в этом Доме…»
«Предшественника? — подумал Петр. — Урав, которого я уничтожил?»
«Может быть, так, а может быть, нет, — раздался голос. В любом случае ты интереснее его. Твои воспоминания оригинальнее. А ведь это для меня самое главное. Ощущения исчезают, когда насыщаются потребности, а воспоминания остаются навсегда в живом существе. Это все, что оно приобретает. И неважно — короткой или долгой была его жизнь. Если воспоминания стоящие, я беру их в свою копилку и храню вечно».
«Где же находится копилка?» — спросил Петр.
«Вокруг тебя, как черепная коробка вокруг мозга. Но достаточно вопросов, мозг! Почему ты, частица, требуешь ответов от целого?»
«Я — мыслящая частица».
«Ты — дерзкая, упрямая частица, Коперник. Поэтому и страдал ты больше других. Все новое пробивается с трудом. Все оригинальное проходит проверку на прочность и должно отстаивать себя в борьбе. Стань неотличимым от других — и другие не будут травить тебя. Во мне ты нашел свой покой. Ибо во мне ты — частица из частиц, равноценная другим, такая же, как другие, как стены и крыша, которые защищают тебя, как мох и плесень, готовящие для тебя пищу…»
«Вот и ответ на загадку планеты, — думает Петр. — Не «аборигены в пещерах», а «аборигены-пещеры». Подобие кораллового рифа — симбиоз различных существ. И я включен в это содружество, как клетка в организм. Более того, я стал мозгом организма, мозгом пещеры. Не к этому ли стремится человечество? Не мечтает ли оно стать мозгом гигантской пещеры, называемой Вселенной? Чем же я недоволен?»
Он чувствовал, что эти мысли не полностью принадлежат ему. Что-то постоянно вторгалось в его мозг, пыталось направить его работу. Может быть, оно желало счастья ему, но чужого счастья.
«Опять ты упрямишься, Коперник? — раздался ласковый голос. — Но здесь твоя позиция невозможна, поверь мне, абсолютно невозможна. Единый организм, частицей которого ты стал, отвергнет тебя, извергнет в неустойчивость, в пасть смерти. Помнишь ураган, сметающий все на своем пути? Может быть, ты хочешь испытать его силу? Ага, испугался! Ну вот, перестань бунтовать, смирись…»
Нечто огромное и темное, мягкое и усыпляющее надвинулось на Петра, стало уговаривать: «У тебя есть теперь все, что нужно человеку. Это я накормила и напоила тебя, удовлетворила твои желания. Это я помогла тебе вернуть то, что не возвращается. Я — это ты, и больше, чем ты, — твой Дом, уютный домик, надежный домишко, несокрушимая домовина…»
Пахло травой и сыростью. Он забыл о поисках и метаниях. Он стал простым, как трава, как мох, покрывающий стены, как безразличная ко всему плесень.
Им овладело состояние полной удовлетворенности. Только одно совсем крохотное, как булавка, воспоминание иногда кололо его; когда-то он сидел на коленях у бабушки, и она говорила: «Молнией убить может…» А что было перед этим? Перед этим? Перед этим?
Петр опустился на ложе. На его губах бродила блаженная улыбка. Дом давал ему радость, счастье, покой. Дом служил ему. И он служил своему Дому. Он и Дом — одно целое. Он и Дом, и все, что в нем находится: дрожжи, живущие во мху; плесень, покрывающая стены; бактерии, населяющие растения. Даже кристаллы камня. Он — в них, они — в нем. Полная гармония…
Где-то бродят бури, мечутся бедные существа, ищут что-то… Суета сует… А здесь — блаженство, благодать…
СЛАБАЯ ПРИЯТНАЯ ПУЛЬСАЦИЯ… ТЕПЛО… ПОКОЙ…
И вдруг, как удар током: ТРЕВОГА! ТРЕВОГА!
Непосредственно в мозгу: ТРЕВОГА! ОПАСНОСТЬ!
Он вскочил. Рука нащупала оружие.
«Смотри, вон там — враг. Приближается. Страшный, непохожий на урава. Похожий на… Стоп! Тебе незачем вспоминать, на кого он похож. Главное, что ты знаешь, как поразить его, сделать неподвижным и неопасным. Стреляй отсюда, из укрытия, из своего Дома. Не выходи!»
Петр не соглашался с Голосом, даже отрицательно замотал головой. Нет, он должен выйти. Только так он сможет распознать врага.
«Зачем тебе это нужно? Достаточно того, что ты знаешь; это — враг. Убей его!»
Он почувствовал, что не может сопротивляться приказу, волне ненависти, бушующей в нем, заполнившей его всего, паутине, опутавшей его волю. И тогда он схватился за тоненькую ниточку, блеснувшую в паутине. Ладно, он подчинится, он убьет врага. Но убьет не из лучемета. Он внесет самый весомый вклад в Копилку, покажет, как убивали в древние времена. Он не может этого просто вспомнить, ведь сам никогда не убивал голыми руками и клыками. Но в его организме, в наследственной памяти зверя, каким был его предок, наверняка хранится запись. Стоит только начать действовать — и она сама заговорит, расшифруется в действии. Он, Петр, не применит лучемет, а пустит в ход руки и зубы. О, когда хрустнут кости врага, когда он увидит дымящуюся кровь, только тогда Копилка узнает настоящую радость победы!
Он почувствовал, что уловка удалась. Голос, запрещающий выходить, стал глуше.
Петр вылез из пещеры и угрожающе зарычал, ожидая услышать в ответ рычание врага и определить по его громкости и свирепости силу противника.
Но враг не зарычал в ответ, а отступил, изготовившись к бою.
Петр прыгнул к нему, враг сделал маневр — и отрезал путь к пещере. Его движения были знакомы. Петр знал: сейчас произойдет страшное. И чтобы этого не произошло, он вскинул лучемет…
Поиски
Радиоштурман Бен — его еще называли Бен Радио, Бен Антенна и Добрый Бен — взглянул на часы и послал сигнал на корабль: «У меня все в порядке, продолжаю поиски», Прошло уже почти шестнадцать часов, а он не отыскал даже следов командира. Штурману было известно, что Петр направлялся к озеру, замеченному при посадке. Космонавтам удалось рассмотреть, что берега озера покрывали темные пятна растительности. Ее и собирался исследовать Петр.
Особых возражений против его похода не было. Космонавты к тому времени уже собрали некоторую информацию о планете, до озера было недалеко. Ничто не предвещало опасности. Если бы только не предупреждение в космическом архиве! Но оно могло возникнуть в результате любой из трех ошибок: искажение при посылке сообщения, неточность в приемке, неправильная расшифровка. Во всяком случае, приборы на корабле и на зондах-разведчиках были достаточно чувствительными, но они не обнаружили абсолютно ничего, что бы подтверждало предупреждение из архива. Вывод был один: на планете нет существ, которые могли бы представить угрозу для землян. Из крупных животных здесь встречались только уравы.
Бен дошел уже до того места, с которого в последний раз был получен сигнал от Петра. Он исследовал небольшое плато и наконец-то наткнулся на следы командира — клочок пластиковой обертки от шоколада с орехами — любимого лакомства Петра. Бен ухмыльнулся: командир не любил, чтобы о его излишней приверженности к сладостям знали другие. Он грозно хмурил брови, когда на день рождения товарищи приносили ему коробки конфет и торты. И уж совсем разозлился, когда известная кондитерская фирма выпустила шоколад с орехами в обертке, на которой был изображен космонавт, очень похожий на Петра.