— Здорово! — искренне восхитился Кузьминых. — Ну, а что было после?
— А после происходило вот что, — сказал Саша. — Мои родители, брат, я сам, все, кто находился в доме Болдыревых (ты сам, между прочим), мой дед вслед за быком — все много раз пересекали эту невидимую линию, но, однако, никуда не исчезали. Линия, видимо, сама исчезла, во всяком случае, перестала «действовать». Впрочем, лучше называть это нечто не «линией», а «полосой», расположенной вертикально. Но что это за полоса? Откуда она взялась в нашем городе и его окрестностях? Мне кажется, — неожиданно закончил Саша, — что это какие-то опыты, проводимые какими-то учеными, вот и все!
— Вот и все! — повторил Кузьминых. — Прав ты или не прав, сказать затрудняюсь. За такие опыты под суд отдают. Ты забыл про девочку Болдыревых? Ничего себе опыты, убивающие детей!
— Быка этот опыт не убил, однако! Убили его мы…
Саша вдруг замолчал, пристально всматриваясь в карту. Удивленный старший лейтенант услышал, как он прошептал:
— Кабы не мороз! Ну, а если все-таки!..
— Ты это про что?
— Погоди! Дай-ка линейку.
Кузьминых молча достал из ящика стола и подал Саше пластмассовый треугольник, по краю которого был нанесены риски делений.
Саша почти вырвал треугольник из руки старшего лейтенанта. Тот ничего не сказал, терпеливо ожидая объяснений.
— А что, если не в доме, а на улице! — тихо произнес Саша. Потом он повернулся к Кузьминых, стоявшему возле стола капитана Аксенова.
— Товарищ старший лейтенант, — сказал он четко, но заметно взволнованным голосом, — прошу вас срочно позвонить в сельсовет деревни Фокино!
Кузьминых даже не спросил о причине столь неожиданной и странном просьбы. Ом просто и как-то сразу поверил в то, что позвонить, и именно в Фокино, совершенно необходимо. Что он скажет, когда его соединят с фокинским сельсоветом, он не подумал.
Младший лейтенант Кустов, самый молодой сотрудник городского отделения милиции, до сегодняшнего дня ничем не примечательный, внезапно приобрел в глазах Кузьминых непререкаемый авторитет. Раз он говорит — надо, значит — надо!
Но старшему лейтенанту не пришлось придумывать предлога; для своего звонка или передавать трубку Саше. Едва только он сказал: «Говорит начальник Н…ской милиции», чей-то голос не том конце провода радостно воскликнул: «Вот хорошо! А мы только что собрались звонить вам!». А дальше ошеломленный старший лейтенант услышал такое, что в первое мгновение усомнился — уж не спит ли он? На прерывая собеседника, он слушал минуты три, потом спросил только: «В каком состоянии?» — и, получив ответ, положил трубку. Ни слова не говоря Саше, вопросительно смотревшему на него, Кузьминых позвонил и приказал вошедшему сержанту:
— Быстро — машину!
Сержант ответил: «Есть!» — и вышел. Кузьминых нервно потер пальцем виски, повернулся к Саше и не менее минуты смотрел на него, словно в первый раз видел.
— Она там? — спросил Саша.
— Послушай! — Старший лейтенант снова потер виски, хотя голова у него и не болела. — Что это означает, однако? Ты что, и в самом деле ясновидящий? Ну с чего ты взял, что Анечка в деревне Фокино, а не в поселке станции Озерная, например?
Саша поморщился при слове «ясновидящий». Еще прилипнет к нему это прозвище, потом не отделаешься!
— Все очень просто! — объяснил он. — Просто и не требует никакого ясновидения. Я подумал, что если мог вернуться бык, то почему должна пропасть бесследно девочка? Не логичнее ли предположить, что и она вернулась. А где она могла оказаться? По аналогии — в пятнадцати километрах от города, но в другую сторону. А там как раз расположено Фокино, на одной линии, если провести ее от колхоза через город. Вот и все! А как она, Анечка — появилась в доме?
— Нет, ее увидели на улице.
— Раздетую? В одной рубашке?!
— Да, в рубашке и босиком. На снегу, в двадцатитрехградусный мороз. И она совершенно здорова, их фельдшер осмотрел ее. Но вот что странно. Они толкуют о какой-то пленке. Я что-то не понял. Сейчас будет машина. Заезжай за Болдыревой и за доктором, я позвоню в поликлинику. Фельдшеру я не слишком верю. И в Фокино! Я бы и сам поехал, но начальство вот-вот прибудет. Только ты позвони мне оттуда обязательно!
— А что она, Анечка, говорит?
— Не знаю! Они об этом ничего не сказали. Главное, в конце концов, что девочка не замерзла, как это ни удивительно. Из теплой постели — и прямо на улицу, на мороз!
— Через три часа, — добавил Саша.
— Что через три? Ах да, верно! Где же она могла находиться эти три часа?
— Снова тот же неразрешимый вопрос, — сказал Саша. — Я вот что думаю. Если бык мог пройти пятнадцать километров, то ребенок трех лет никак не мог. Значит, они оба не шли, не ехали ни на чем, в общем, не передвигались понятным нам способом, И все же… Да еще пленка какая-то! Что за пленка, откуда? Послушай, старший лейтенант, тебе на страшно?
— Страшно? Пожалуй, да, есть немного. Не по себе как-то! Что ни говори, а к чудесам мы не привыкли, однако!
Глава шестая,
В милицейском «пикапе» с закрытым кузовом было тепло. Полина Никитичне отказалась сесть рядом с шофером и попросила Сашу ехать с нею в кузове. В кабину сел врач из городской поликлиники, Семен Семенович, который по совместительству исполнял обязанности судебно-медицинского эксперта.
Полина Никитична всю дорогу донимала Сашу вопросами, на которые он не мог ответить. Она еще не оправилась от потрясения, вызванного исчезновением внучки, а затем и известием о ее появлении, и хотела знать подробности, вообще никому пока не известные. «Какой же ты, Сашенька, милиционер, если ничего не знаешь?» — говорила она и плакала.
— Тетя Поля, — убеждал Саша, — о чем вы плачете? Радоваться надо, а не плакать. Анечка жива и здорова и ничего с ней не случилось. Сейчас вы ее увидите!
Но на Полину Никитичну его доводы не действовали.
Но вот наконец и фокинский сельсовет.
Их ждали, и председатель совета сразу же доложил, как только Саша вышел из машины:
— Девочка в полном порядке, чувствует себя хорошо и не чихает!
Если судить по тону, это последнее обстоятельство казалось председателю наиболее важным.
— Даже не чихает, — сказал Семен Семенович, торопливо проходя мимо них в дом. — Тогда мне здесь делать нечего!
— Это вы говорили по телефону с начальником милиции? — спросил Саша.
— Так точно, я.
— Что это за пленка? Слышимость была плохая, начальник не понял.
— Пленки больше нет.
— Кто первый увидел девочку на улице?
— Не на улице, на дороге, метрах в двухстах от околицы. А увидели ее два брата Седых, кузнецы наши.
— Где сейчас братья Седых?
— Тут, ожидают вас.
— Пойдемте! — сказал Саша.
Загадочная пленка не давала ему покоя. Он чувствовал, что именно в ней заключена была разгадка более чем странного факта, что трехлетний ребенок, совершенно раздетый, не замерз на таком морозе.
Анечку он увидел не сразу, ее заслоняла широкая спина доктора. Девочка сидела на коленях Полины Никитичны, закутанная в шерстяной платок, концы которого свисали до пола. Семен Семенович, видимо, только что закончил выслушивать ее и сейчас с озабоченным лицом медленно свертывал трубки фонендоскопа, пытливо смотря на юную пациентку, которая выглядела совершенно здоровой. В комнате находились еще две пожилые женщины и братья Седых.
В углу стояла большая круглая печь, от которой шел сильный жар. Видимо, в нее подкинули сухих дров, чтобы Анечка могла как следует прогреться.
«Уж не от жара ли исчезла пленка?» — подумал Саша.
Он и не подозревал, что снова, который раз в этот странный день, угадал верно. Была ли эта необычайная проницательность не имевшим до сих пор случая проявиться свойством его ума? Или сами необычные обстоятельства вызвали ее? Человек часто, особенно в молодом возрасте, сам не подозревает, какие способности в нем скрываются.