VI
К утру туман поредел, снегопад усилился, а чистое лазурное небо, наконец, порадовало долину ярким солнышком. Барда разбудила грубая команда «подъем!», которая донеслась сквозь грезы, и он осознал, что все произошедшее вчера ночью - не сон. В Аустифль действительно вторглись тхойдерские племена, трактир был сожжен до тлеющих углей, женщин варвары унесли собой в долину, а мужчин повесили у дороги, в назидание каждому, кто отважится торговать с Аустифлем, как выразился Альбомар. Поэт почувствовал, что его руки были связаны путами, голова пульсировала в височной доле, ноги немели, а тело совершенно не слушалось. Он огляделся, насколько это было возможно, и увидел старика Тритольфа сидящего у соседней ели. Сказителю досталось на порядок больше: его руки и плечи были избиты дубинами, а на животе зияла заплывшая кровью язва. Было видно, что агония сотрясла его тело наряду с кашлем и тихонько подкрадывалась к сердцу.
- Рад, что ты очнулся. - Сказал он. - Началась война Эрморальд. Война тхойдерских племен с нашим королем, Льюисом II Белоземным. Мне удалось подслушать разговоры.
- Мне плевать. - Безынтересно ответил поэт и продолжал диктовать. - Коль уж я начал свой путь к Вальтморе, я его закончу, а от ваших распрей мне не горячо не холодно. Я не стану их жертвой.
- Мне очень жаль. - Твердил старик. - Жаль, что ты пришел в «Логово зверя». Мне жаль, что я согласился рассказать тебе запретную легенду. Искренне и честно, жаль. Прости меня.
На секунду Эрморальду показалось, что старик улыбнулся. Улыбнулся слабо, неохотно, губы его сомневались, а на более сильную и уверенную улыбку у него просто не хватало сил. Он умирал. Наивный, простой и слабый сказочник с порицающим взглядом. Глаза его закатились, руки рухнули в бессилии, а тело обмякло. Так он, и остался сидеть, возле высокой ели пока люди Альбомара не повесели его труп у дороги.
Как только пришла очередь еще живого торговца из Кронхельма примерить петлю, Эрморальд принялся потихоньку уползать в сторону дороги. Заметить ерзающего в сугробах поэта оказалось нетрудно, а наблюдать за его усилиями даже забавно, но людям Альбомара успевшим прославиться своей бескомпромиссностью и нетерпимостью, это представление быстро наскучило, а потому они схватили поэта за ноги и поволокли к месту расправы.
- Нет. Постойте. - На все лады верещал Эрморальд. - Я не торговец, я поэт, я знаю множество баллад, я смогу веселить вас. Оставьте мне жизнь! Я умоляю, не убивайте меня!
- Гляди, как надрывается. И впрямь смешон. - Заметил тот, кто первым изнасиловал Гвини у трактира. - Может, оставим его?
- Судя по его наряду и золоту, которое мы у него отобрали, он господин, а мы люди без родины, не признаем господ ни под собой, ни рядом. Им одна дорога, на виселицу.
На самом деле наряд у барда был уже не такой красивый и чудной, как раньше: пурпуэн и малиновые рукава были умаруханны известью, а заляпанные кровью сапоги были усыплены пеплом, словно причудливой сыпью.
- Я вовсе не господин. - Сказал Эрморальд. - Я человек без родины, такой же, как и вы. Я скальд, путешественник. Оставьте мне жизнь, добрые люди и я обещаю вам, ваши деяния выльются в славную оду, которая прославит вас в веках.
- Хорошо говорит. - Сказал подоспевший солдат в рогатом шлеме и ржавой кольчуге приталенной ремешком. - Словно его и не били в голову.
- Чего с ним делать то?
- А ты не знаешь? - Они переглянулись в недоумении и продолжили молчать. - На дерево его. Быстро. Если мы будем щадить всех пестряков на пути к Белому дворцу, весь Аустифль придется помиловать.
- Нет. Прошу вас. Не надо! - Тот в ужасе помотал головой. - Это не война! Это истребление! Вы не люди, а животные! Я сказал, отпустите меня! Я неприкосновенен!
- В этом мире пестряк. - Ответил солдат в железном шлеме, когда того поднесли к дереву и набросили на шею веревку. - Нет ничего неприкосновенного. Гордый люд Белоземья и Аустифля видимо забыли об этом. Давай, тяни его!
Эрморальд вдруг на секунду почувствовал свои онемевшие ноги, когда плотная веревка перекрыла ему дыхание. Она душила безжалостно, пока он, со спертым в груди дыханием, не взмыл в воздух, тело его не зашлось судорогами, а голова с хрустом не повисла. Перед тем как умереть бард осознал, что история про Скалкара Предвестника смерти лишь отражение его самого. Ему вдруг показалось, что это он играл с демоном в игру, в которой невозможно победить. Это он привел себя к теплому очагу, который повлек его смерть. «Легенда не обманула. Однако оказалась беспощадна ко всем. Даже к тем, кто с ней не знаком».