Потянулись минуты тревожного ожидания, когда вернется Вирга или Тина и что-нибудь расскажут. Я все это время просидела в кухне, помогая девушкам-кухаркам с овощами, но мысли мои были в комнате Ани. Наконец появилась Вирга, с улыбкой на лице. Сердце кольнуло… Неужели?..
– Приняла! – торжественно огласила она. – Нирина-ган приняла новую кормилицу, ниру Лауру… Уж не знаю, что она сделала, но дитя перестало плакать и крепко спит… Хвала Галлею, сжалился над нами! Наслал на нас мир и покой…
Все слуги вокруг радостно закивали, зашумели, и только я не могла скрыть боли, пронзившей меня изнутри. Это что же получается, меня больше не пустят к дочери? Я только нашла ее, только смогла взять на руки…
– Вирга, – позвала я женщину.
– Чего тебе? – она продолжала улыбаться.
– Разреши мне прислуживать на том этаже, где покои нирины-ган… – порывисто попросила я.
Улыбка сразу сползла с лица Вирги. Она пристально посмотрела на меня, после произнесла:
– Я подумаю, – и ушла.
– Давай пошустрее, – одернула меня главная кухарка, – овощи скоро понадобятся…
Вскоре в кухню пришла Тина и сразу направилась ко мне.
– Ты как тут? – она тоже вся светилась, отчего настроение становилось только хуже.
– Нормально, – ответила я, дорезая последнюю морковку. – А у вас там как дела? Как нирина-ган?
– Хорошо! Сейчас ее переодевают к встрече с народом.
– Не плачет?
– Нет, хвала богам, – Тина воздела глаза к небу. – Спокойная и послушная… Кто бы мог подумать, что ей приглянется именно нира Лаура, – понизив голос, добавила она. – Мне самой она не очень нравится. Спесивая какая-то…
Наверное, я должна уже радоваться, что моей дочке сейчас хорошо, не грустно и не голодно, вот только сердце страдало и плакало в разлуке с ней.
– Сходим, посмотрим, как нирину ноэр-ган будет представлять народу? – предложила вдруг Тина. – Я знаю одно местечко, откуда все хорошо видно.
Упустить возможность увидеть снова дочку? Да ни за что! Пусть хотя бы и издалека.
– Конечно сходим, – согласилась я.
– Тогда заканчивай со своими овощами и идем. Скоро начнется…
Тина провела меня какими-то окольными путями, и мы оказались в парке, около пышных кустов, усыпанных крупными оранжевыми цветами. Отсюда открывалась вид на длинный балкон дворца, на котором уже собрались какие-то люди в ярких одеждах, по-видимому приближенные ноэр-гана. Балкон выходил на городскую площадь, которая так же была уже заполнена жителями столицы. Стоял возбужденный гул, временами раздавался смех и громкие восклицания. Но все в раз стихло, стоило на балконе показаться ноэр-гану. Сегодня он был одет в лазурную тунику, расшитую золотом, поверх – плащ на несколько тонов темнее. И все такой же суровый, цепкий взгляд.
Я собралась спросить у Тины, где же нирина-ган, но слова застряли в горле: на балкон вышел еще один… ноэр-ган. Только уже в красных одеждах.
– Это… – выдохнула я, пытаясь сформулировать мысль. – Их двое?
– Ну да, – хихикнула Тина, потешаясь над моим удивлением. – У ноэр-гана Сарана есть брат-близнец, ноэр-ран Геральд.
– И кто из них кто? – уточнила я.
– Я сама еще путаю, – Тина, смеясь, прикусила губу. – Но судя по одежде, то в красном – сам ноэр-ган, а в синем – его брат. На самом деле, их почти все путают. Чтобы не попасть впросак, при встрече смотри на перстень. У ноэр-гана он крупный, камень белый с красными прожилками, и форма такая… угловатая, – и она начертила в воздухе ромб. – Его он никогда не снимает. Этот перстень носят все правители Гортионы, его надевают при вступлении на престол. А ноэр-ран может носить любые другие украшения. Чаще всего с черными камнями или синими. Этому меня Вирга научила недавно, чтобы больше не позорилась перед ноэр-ганом, а то уже был случай… На днях.
Перстень? Перстень… Я попыталась вспомнить, было ли что-то на пальцах у ноэр-гана сегодня утром, когда он приходил в комнату к Ане, но память подводила. Видимо, сказались страх и волнение.
А дальше ноэр-ган начал приветственную речь, благо, она не заняла много времени, а следом та самая кормилица принесла Анюту. Дочка снова спала и даже не высказала возмущения, когда ее передали на руки ноэр-гану, а после раздались громкие овации со стороны народа на площади.