Гарик, оказавшийся невысоким чернявым крепышом в джинсовом костюме, окинул меня внимательным взглядом, пожевал губами и ответил:
— Видишь ли, я вроде как занимаю м-м… довольно серьезное положение в определенных кругах. Те, кто решил меня напугать, должны быть очень крутыми ребятами. И если они узнают, что я купился на их мульку… Не хочу поднимать шорох вокруг своей персоны. Пацаны просто не поймут. Скажут, испугался какого-то ханурика.
— Почему ханурика?
— Да как сказать? Я, типа, в больших непонятках, кто это может быть.
— То есть как это? Вообще никаких предположений?
— Да нет, варианты есть, конечно. Проблема в другом — их слишком много. Пока я все проверю…
— Что, многих успели обидеть?
Ответом мне были долгое молчание и новый пристальный взгляд. Наконец Гарик спросил:
— Выпьешь?
— Нет, спасибо.
— А может, пошамать желаете? — Насколько я могла понять, Гарик был ненамного старше меня и потому постоянно сбивался с «вы» на «ты». Я сочла разумным не поправлять его.
— Я пообедала. Здесь варят кофе?
— По-любому. — Гарик поднял руку и щелкнул пальцами.
Через секунду к нашему столику подскочил стриженный под полубокс парнишка в трогательном синем фартучке.
— Только я пью кофе по особому рецепту. — Я продиктовала весь набор компонентов и правила их закладки.
— Скажи там Коляну, что это для моего гостя, — бросил Гарик, не глядя на официанта (или его следует называть половым?), — а мне еще виски.
Пока мы ждали заказ, продолжалось взаимное изучение. Не знаю уж, что почерпнул из осмотра Гарик, а я кое-что разглядела.
Спокойное, гладко выбритое лицо, цепкий взгляд непроницаемых темных глаз… На безымянном пальце своего визави я заметила обручальное кольцо. Ну и, конечно, неизменная золотая печатка. Подозреваю, что под воротником рубашки скрывается массивная золотая цепь.
Одним словом, классический набор хрестоматийных примет, по которым легко можно узнать многое.
Наконец ароматный обжигающий напиток был выпит, и я обратилась к Гарику, который тянул свое виски, продолжая спокойно смотреть прямо мне в лицо. Если он думает меня этим смутить, то зря старается.
— Вы, надеюсь, понимаете, что, прежде чем я начну на вас работать, мне понадобится полная информация. Хочу предупредить сразу — за криминал я не берусь.
— Да ладно, никакого криминала. Я хочу, чтобы Анька моя была под защитой, пока я этого козла вычислю.
Показалось мне или действительно в лице Гарика промелькнуло что-то вроде нежности, когда он говорил о своей жене?
— Насколько я поняла Аркадия, речь шла о защите семьи. У вас есть дети?
— Анька беременная на шестом месяце.
— Первенец?
— Ну.
— Ясно. Итак, что там с этими угрозами?
Гарик полез в нагрудный карман и извлек обыкновенный почтовый конверт.
— Вот. Это позавчера по почте пришло.
Я взяла протянутый мне конверт и внимательно его осмотрела. Ничего особенного, конверт как конверт. Отправлен три дня назад с одного из городских почтовых отделений.
Внутри оказался двойной лист из тетради в клетку. По этим клеткам и были написаны крупные печатные буквы разного размера.
«Падла ты уже достал. Прощайся сперва с женой потом твои уши найдут помойщики». Именно так, без запятых и прочих излишеств.
Кроме этого послания, в конверт была вложена, видимо, для пущей убедительности, газетная вырезка — коллаж из известной картины «Иван Грозный убивает своего сына», на заднем плане которой виднелись физиономии чинов правительства и всякие злободневные слова вроде дефолта и прочих экономических терминов.
— Что скажешь?
Я отложила вырезку и внимательно осмотрела послание.
— Писал мужчина, средних лет, очень уравновешенный, если не сказать — педантичный, и притом грамотный.
— А мне так не показалось.
— Вас пытаются ввести в заблуждение. Взгляните, как написана каждая буква: линии четкие и уверенные. Человек, настолько необразованный, каким хочет казаться автор послания, должен быть совсем непривычным к бумаге и ручке. Здесь же — ни одной помарки, такое впечатление, что писал чертежник.
— А может, по линейке?
— Посмотрите внимательнее. Нажим действительно везде одинаковый, но писали именно от руки. А после слова «женой» видите маленькое пятнышко? — Я указала на едва заметную точку. — Здесь он чуть запятую не поставил.
— Убедили. — Гарик поднял на меня взгляд, выражавший даже уважение (насколько могут выразить уважение два пистолетных дула). — А газета?
Я вновь взяла в руки вырезку.
— Газета говорит о том, что вы крупно насолили какому-то серьезному противнику.
— А что такого в этой картинке?
— В картинке — ничего. Судя по стилю и фрагменту статьи на обороте, это что-то аналитическое. Бумага и качество печати говорят в пользу «АИФа». Информации в этом ноль. А вот то, что ее вложили в конверт, указывает, что писал вам профессионал.
— То есть?
— Тот, кто писал это письмо, хотел создать определенный образ. Вырезанная из газеты репродукция «кровавой» картины в этот образ превосходно вписывается. Такую деталь мог предусмотреть только очень умный человек.
— Еще что-то расскажете?
— Очень мало. Вырезали уверенной рукой, большими ножницами. Скорее всего, это делал тот же, кто писал письмо. Вот и все.
— М-да.
— А почему вы решили обратиться именно ко мне? — Про милицию я и спрашивать не стала.
— Ну как… Получил я, значит, эту ерунду. Ну, посмеялся — мало ли дураков. У меня в особняке все время трое-четверо пацанов тусуются, Анька из дома почти не выходит — тяжело ей, да и по магазинам она одна не ездит. Так что бояться вроде нечего. А вечером были в сауне с этим барыгой…
— С каким барыгой?
— Ну, с Семаго Аркадием. Вот. Ну, я по пьянке ему и рассказал, как хохму. А он говорит, что с ним что-то похожее вроде было, и посоветовал обратиться к вам. Я сначала не хотел, но сегодня утром нашел дома вот это…
Гарик вновь полез в карман и извлек сложенный вдвое маленький листок кремовой бумаги. На нем было только одно слово, написанное уже знакомым почерком — угловатые печатные буквы разной величины, выписанные рукой чертежника.
Это слово было — «завтра».
— Вот после этого я и связался с Семаго, а он обещал позвонить тебе.
— Страница из календаря, как я понимаю?
— Ну. Из ежедневника в моем кабинете.
— Это меняет дело, все серьезней, чем я думала. Число сегодняшнее.
— В том-то и дело. Не могу понять, откуда это там взялось. Мой кабинет на втором этаже, везде решетки, опять же бойцы внизу.
— Но кто-то же проник в ваш кабинет? — Я не стала говорить Гарику, что очень понимаю чувства человека, который вдруг обнаруживает, что у него побывали незваные гости.
— Вот это меня и напрягает. Из своих никто не мог, просто незачем. Хотя х… черт его знает, кому сейчас можно доверять. Это, кстати, другая причина нашей встречи — лучше перестраховаться. Так?
— Совершенно верно. А много постороннего народа бывает в доме?
— Вот этим я как раз сейчас и занимаюсь. Приходил на той неделе водопроводчик — я краны в ванной менял, потом еще этот антеннщик мне тарелку ставил. Еще баба одна — она каждый день приходит убираться и готовить. Ну и еще там… Сейчас их всех проверяют.
— А как насчет «жучков»?
— Уже проверил, сразу же, как эту записку обнаружил. Все чисто.
— А в кабинет кто-то из чужих в последнее время заходил?
— Да если бы я знал! Меня дома-то, считай, не бывает днем, все время на работе. Их всех жена принимала, а ее я не хочу из-за этого дела дергать. Попытался невзначай расспросить, а она не помнит толком.