— Что вы говорите!.. Валерьян Иванович, милый, отпустите меня. Завтра я прискачу. Может быть, ему плохо... Я должна знать...
Санкевич растерялся.
— Собственно, я...
Но Малинина уже не слушала его и бежала к лошади.
...Едва Люба скрылась за барханом, как с противоположной стороны к стану приблизился новый всадник. Это была Меденцева.
— Что за день! — воскликнул Санкевич. — Я как диспетчер...
Меденцева подъехала, озаренная неярким светом заката, на породистой тонконогой лошади. Натянув поводья, спросила:
— Я в отряде Лугового?
Голос был грудной, сочный. Взглянув на смуглое лицо Меденцевой, на тяжелые кольца темных волос ее, спадающих на плечи, Санкевич про себя ахнул: «Еще красавица!»
— Вы Валерьян Иванович Санкевич? — спросила Меденцева, будто забыла его. Санкевич ответил на оба вопроса сразу:
— Да... Прошу...
Санкевич опоздал ей помочь сойти с седла. Она спрыгнула легко и грациозно, стройная, статная.
— Простите, я не подаю руки... — проговорила она певуче и вывернула ладонями вверх свои небольшие руки. На ее недлинных красивых пальцах Санкевич увидел темные полосы от поводьев.
— У вас сейчас возьмут лошадь, — сказал Санкевич и позвал Кумара.
— Не беспокойтесь, со мною подводчик. — Она оглянулась и воскликнула: — А вот и он!
Санкевич увидел приближающегося к стану верблюда. На вьюке сидел старик в фетровой шляпе и покрикивал: — Хоч! Хоч!
— Я так рада, что мы успели добраться засветло. А то пришлось бы коротать ночь одним. Где прикажете располагаться?
— Выбирайте любую, — сказал Санкевич, показывая на палатки.
— Благодарю вас. Мы расставим свою. У меня юрта, маленькая. В ней не так жарко.
«Черт возьми, у нее даже юрта! Наверное, не зря говорят, что Дубков ей помогает всем». И Санкевич, добрый Санкевич, подумал о Меденцевой нехорошо, подумал так против воли.
Все рабочие, какие были на стане, бросились помогать устанавливать юрту. Пока возились с ней и развязывали вьюк, Санкевич успел рассказать Меденцевой о Валентине Шелк.
Меденцева выслушала пространный рассказ Санкевича терпеливо, но с болезненной гримасой на лице. Когда он умолк, она возмутилась:
— Как это глупо!.. А сколько километров до Песчаного?
«Вот и эта сорвется туда», — подумал Санкевич и нарочно увеличил расстояние вдвое.
Но инженер ошибся. Меденцева была не из тех, которые, сломя голову, летят за любимым. Слова Санкевича ее не удивили.
— Да, да... На Бориса это так похоже. Он неисправим...
Меденцева свела широкие каштановые брови, будто ей было крайне неприятно, что Луговой остался таким, каким она его знала.
— Надеюсь, что к утру мы получим сведения... Малинина поскакала туда.
— Я хотела бы увидеть Малинину. Про нее ходят легенды. В аулах ее называют Любаш-кыз.
— Это чудесная девушка! — воскликнул Санкевич. — Луговому везет на хороших людей.
— Вы думаете?
— Чего стоит одна Любаш-кыз!
— Ну что же, юрта готова... Разрешите мне покинуть вас. Ненадолго. Видите, я какая с дороги...
— Да, да... Поговорить о деле у нас будет время. Я надеюсь, все благополучно?
Меденцева не ответила, будто не расслышала вопроса, и пошла к юрте, волоча за собой еще не снятую с руки камчу. Шла она легко, держалась прямо и независимо.
Санкевич остался сидеть у своей палатки и от нечего делать наблюдал за всем, что совершалось возле юрты Меденцевой. Он рассчитывал, что гостья быстро приведет себя в порядок и они сразу засядут с нею за журналы, но Меденцева не торопилась. Подводчик вскипятил ведро воды и отнес в юрту, затем развернул кошму на вьюке и достал большой чемодан и еще сверток в брезенте. Было похоже, что Меденцева приехала надолго и собиралась расположиться со всеми удобствами. Взяв к себе чемодан и сверток, Меденцева закрылась в юрте, а подводчик продолжал колдовать у костра, подвесив на таган чайник и ведерко. Они были такими чистыми, будто еще ни разу не висели над костром.
Санкевич опять подумал о Меденцевой нехорошо: о ее кокетливой юрте, о чистом чайнике и ведерке. Он не хотел думать плохо, но мысли набегали сами, и от них нельзя было отделаться.
Наконец полог юрты откинулся.
— Валерьян Иванович, прошу вас...
Санкевич поднялся сердитый и нехотя, больше обычного прихрамывая, направился к гостье.
В юрте уже ярко светила крохотная электрическая лампочка. Ее свет первым приласкал и успокоил Санкевича и напомнил ему о том, что людям светят не только дымные костры да далекие звезды.
— А вы неплохо устроились! — воскликнул он, оказавшись перед столом, на котором уже стоял приготовленный ужин. И тут Санкевич убедился, что, кроме сливных галушек и лепешек, испеченных в горячей золе, на свете существуют более вкусные вещи. Он глядел на бутылку вина, сыр, шпроты, яичницу с ветчиной и еще раз подумал о Меденцевой не лестно, но уже и не сердито.