— Позвольте, Любочка, вы говорите, что Шелк может вернуться на работу не ранее, как через два месяца? — тревожно переспросил Санкевич.
— Да, так сказали врачи. Но вы не беспокойтесь, Валерьян Иванович, все будет хорошо!..
Санкевич нахмурился.
— Как же хорошо? Два месяца проболеть!.. А кто заменит ее?
— Ну... Пришлют вам работника.
— А отряд будет ждать?.. Непроизводительные расходы будут расти?.. Нет, Любовь Владимировна, это не то...
Озабоченность Санкевича, наконец, передалась и Малининой. В самом деле, то, что казалось ей простым, теперь приобрело первостепенную важность. Да, отряд не должен простаивать... Ну что ж, Валерьян Иванович что-либо придумает, найдет выход. И Люба бросилась к рабочим, которые ждали от нее распоряжений.
Когда сели обедать, Санкевич вдруг сказал, не глядя ни на кого:
— А знаете, кто может заменить Шелк?
Луговой и Малинина перестали есть, переглянулись.
— Как вы думаете, Любаша? — спросил Санкевич, теперь поднимая глаза на Малинину.
Луговой хлопнул в ладоши и привскочил с места.
— Правильно! Валерьян Иванович, поддерживаю вашу кандидатуру!
— Я нахожу, что ты, Любаша, справишься, — продолжал Санкевич. — Ну что ж, по рукам?
Люба не ждала, что речь пойдет о ней, и всерьез.
— Вы хотите... взять меня из отряда? — спросила она, испугавшись.
— Придется, Любаша.
— А кто будет строить?
— Хотя бы Самит. Он подготовлен вами не плохо... Другого выхода я не вижу.
— Нет, нет! — Малинина отмахнулась. — Я никуда не поеду. Я так привыкла... И Борис Викторович меня не отпустит...
Она с надеждой взглянула на Лугового.
— Почему же? Если на выдвижение, то я...
— Правильно! — поддержал Лугового Санкевич. — Вы будете начальником отряда. С сего числа...
— Люба, ты только подумай: начальник отряда!.. — начал Луговой, но вдруг замолчал, увидев на глазах у нее слезы.
— Решено! — Санкевич встал, пересел ближе к Любе. Он обнял ее за плечи и продолжал: — Я поставлю тебя на работу сам. Не оставлю до тех пор, пока не увижу, что дело пошло. Слышишь?.. Пойми, нет у нас никого больше, а терять дни сейчас — преступление. За каждый летний день осенью и зимой будем платить неделями. Слишком дорогая цена, Любаша. И разве можно распустить отряд Шелк?
Люба будто не слышала, что говорил ей Санкевич, и взглянула на Лугового.
— Значит, вы отпускаете меня?
Она словно бы не верила тому, что Луговой так легко согласился с Санкевичем, будто сговорился с ним. Взгляд ее был полон недоумения и отчаяния.
Луговой пожал плечами, промолчал.
— Что ж, давайте собираться, Валериан Иванович, — сказала она Санкевичу. — Не будем терять времени.
— Да, да, Любаша. По холодку и тронемся! — просиял Санкевич, хотя от него не скрылось, как Любаша, будто невзначай, прикоснулась руками к глазам.
Где-то далеко, словно за горизонтом, глухо и мягко прогремел гром. Все обернулись на звук приглушенного раската и увидели край тучи, поднимающейся над зеленым морем урочища. Туча была похожа на черный парус.
Люба первой отвела от нее взгляд, подошла к Луговому.
— Борис Викторович, у меня последняя просьба к вам: отпустите со мной Самита...
— Ни за что, Любаша! — воскликнул Луговой. — С кем же мне прикажешь работать? Ты уезжаешь, хочешь взять с собою старшего рабочего... Нет, это на грабеж похоже! Не обижайся.
— Я не настаиваю... — тихо произнесла Люба. — Наверное, и в отряде Шелк найдутся хорошие люди...
Люба встала и пошла в палатку. Санкевич посмотрел ей вслед и, увидев, что она начала укладывать свои вещички, дал команду подводчику вьючить. А сам поднялся на бархан, чтоб побыть одному. Темнеющее на горизонте небо его встревожило: туча была похожа на грозовую. Пожалуй, нужно было переждать, отложить сборы к отъезду, но Санкевич почувствовал, что оставаться здесь не может.
Из задумчивости его вывел Самит:
— Товарищ начальник, с Любаш-кыз поеду...
Санкевич покачал головой.
— Нельзя, Самит. Луговой возражает...
— Тогда расчет, пожалуйста... В совхоз идем... С Луговым не работаем.
— Но так могут сказать все!
— Не скажут. Так сами решал...
— Во-от что! Ну, тогда собирайся.
— Вот спасибо.
Самит ринулся с бархана.
...И вот теперь они едут в отряд Шелк. Малинина так и не проронила ни слова. «Да, ты любишь Бориса! Бедная девочка моя!» — думал Санкевич и уже злился на себя, что увозил ее от Лугового. И не знал, чем помочь ей, чтобы она устояла под двойным грузом, свалившимся на ее плечи так неожиданно.
Туча все выползала и выползала из-за горизонта, будто и не было ей конца. Уже близко и резко прогремел гром. И вдруг ветер донес парной запах дождя...