— Дзержинский имел в виду сигналы в отношении действительно подозрительных людей, врагов, — произнес Мамбетов. — А Луговой — кандидат в члены партии. Товарищ Лысов почему-то не указал этого в докладной. Он забыл написать, что Малинина комсомолка, что ее отряд борется за звание отряда коммунистического труда...
— Это в самом деле так? — спросил, багровея, Ларин. Он уже обращался не к Лысову, а к Соломцеву.
— У меня таких данных не было, — теряясь, ответил Лысов.
— Как же так, товарищи? — Ларин развел руками. — Продолжайте, Ермен Сабирович.
Волнение прошло. Мамбетов теперь докладывал обстоятельно и самокритично. Конечно, он не сделал всего того, что мог и нужно сделать. Приезд Лысова помог ему увидеть свои промахи. Но работать нужно не в том направлении, на которое указывал Лысов.
— Это формальный путь. И я на него не встану, — закончил Мамбетов.
Он сел, вытирая вспотевшее лицо. Нет, не так просто отстаивать свои позиции даже тогда, когда чувствуешь себя правым.
Ларин поднял голову, посмотрев на часы, встал.
— Я должен идти на бюро, товарищи... — Он взял докладную, пододвинул ее Соломцеву. — Я попрошу вас, товарищ Соломцев, совместно с Мамбетовым, продумать, что ему нужно сделать для активизации розыска «Незваного гостя», какая ему нужна в этом помощь... Вечером мне доложите... С Мамбетовым я согласен, что нельзя без разбора и без основания подозревать людей, честных советских людей, — Ларин сделал ударение на последних словах.
Караев всегда выходил из кабинета начальника последним. Почти всегда случалось, что после подобных совещаний возникали кадровые вопросы. И на этот раз Караев не торопился выйти из кабинета. Но Ларин молчал. И когда Караев взялся за ручку двери, Ларин вдруг спросил:
— Вы не помните, сколько Лысову до пенсии?
— Около года, товарищ полковник.
Ларин еще раз бросил сердитый взгляд на Караева, будто виноватого в том, что Лысову еще так долго служить.
— Подумайте о перемещении на второстепенный участок.
— Есть.
— Тогда посоветуемся.
Караев был исполнительным и аккуратным. Раскрыв блокнот, тут же сделал пометку, чтоб не забыть приказание Ларина, и подумал, что он и на этот раз поступил правильно, не вылезая со своим мнением. Не случайно же Караев сидел на кадрах!
Будем друзьями
Уже неделя прошла, как Мамбетов вернулся домой. Вроде бы все вопросы были улажены, и даже Алима успокоилась, а вместе с тем тревога не проходила.
День был очень жарким. Плыло в безветрии марево, тяжелое и плотное. Оно искажало, уродовало предметы. Саманная могилка с острыми углами вырастала в зыбкую башню до самого неба, а гора Жаксы-Тау, на которую то и дело оглядывался Мамбетов, поднялась, оторвалась от земли и повисла над озером грозовой тучей. Призраки бродили по всей степи. Вот и впереди, на дороге, замаячило что-то — не разберешь. Мамбетов долго вглядывался, пока его зоркие глаза не различили смутные очертания скачущих навстречу лошадей. А вскоре вырисовался и тарантас. И в нем двое. Один в малахае, правил парой, другой, в войлочной шляпе, сидел позади. Кто же это мог быть?
Гремя подвязанными ведрами, тарантас подкатил к Мамбетову. В нем сидел помощник Кузина, инженер Санкевич, с подводчиком Умаргали.
«Как же ты кстати, дорогой товарищ! — воскликнул мысленно Мамбетов. — Я ведь давно ищу с тобой встречи».
Он поднял руку и прокричал:
— Селям алейкум, Валерьян Иванович! Селям алейкум, Умаргали Бекселяевич!
Лошади остановились. Санкевич, прихрамывая на затекших от долгого сидения ногах, заковылял к Мамбетову.
— Алейкум селям, товарищ КГБ.
Мамбетов спешился, пожал руку обоим.
— Откуда скачете?
— Из отрядов. У меня одна дорога, хотя и в разных концах...
— Значит, побывали в отрядах? — Мамбетов прищурился, вглядываясь в бронзовое, сухощавое лицо Санкевича. — Довольны?
— Работой-то?
— Да.
— План выполняем, товарищ Мамбетов.
— Это хорошо. И происшествий нет?
Санкевич насторожился.
— Какие происшествия? Все спокойно. Пирамиды на месте, не сбежали с барханов.
«Хитрый старик, — подумал Мамбетов. — Так, пожалуй, с ним не разговоришься».
Лошади не стояли, дергали тарантас. Умаргали поругивался и сдерживал их вожжами.
— Знаете что, Валерьян Иванович. Я подсяду к вам в тарантас. Мы поговорим дорогой, чтобы не задерживать вас. А свою лошадь я отдам Умаргали.
— Ну, если хотите... — Жестом радушного хозяина Санкевич пригласил Мамбетова рядом с собой.
Тарантас катился по заглаженной ветрами дороге мягко, без толчков. Мамбетов похвалил тарантас, на котором ныне ездят, пожалуй, только вот такие люди, как Санкевич — полевики, затем — лошадей, шляпу Санкевича. В словах Мамбетова не было лести, потому что тарантас был вместительный и на хороших рессорах, и лошади бежали резво, несмотря на жару, и шляпа надежно защищала голову от солнечных лучей.