Я должна сказать тебе самое главное: хочу видеть тебя. Не прощаю себе того, что не могла прорваться к тебе в палату, когда приходила в больницу. Правда, было уже поздно. А отъезд назначили так неожиданно. Самое большее, что я могла сделать, — это оставить записку. Передали ли ее тебе? Если нет, то я не знаю, как оправдаюсь перед тобою. Но ты простишь меня, конечно! Надеюсь, что мы скоро встретимся здесь, где-либо на Джаман-Куме. Это так называют здесь пески. Правда, мне не придется работать на этом урочище, я буду кочевать севернее. Проси Славина понастойчивее, он человек хороший, поймет тебя и направит сюда. Пусть мы будем не так близко друг от друга, но все же сможем видеться хотя бы раз в две недели. Я верю, что ты скоро приедешь. Я жду тебя, милый Борис...»
Меденцева услышала возле себя шаги и поспешила захлопнуть блокнот. К ней подошла полная, гладко причесанная женщина.
— Вы, кажется, к директору? — спросила она.
Меденцева встала, поздоровалась.
— Дмитрий Степанович задержится. Просил вас подождать еще с полчаса. Может быть, вы пройдете? Вам там удобнее будет писать... А то что же так, на солнце...
В приемной директора женщина пригласила Меденцеву присесть и сама прошла за свой столик с бумагами.
— У Дмитрия Степановича, знаете, дочурка больна, Светка... Ему врач позвонил. Будто пищевое отравление... Известно, без материнского глаза. А со старухи какой спрос...
Женщина говорила так, будто и Меденцева была в курсе всех событий в семье директора, как все в совхозе.
— А вы к нам по какому делу?
Меденцева сказала.
— Этот канал вскружил всем голову. Только и разговоров, что про воду. Правда, что в этом году начнут рыть?
— Осенью. А мы будем готовить основу для оросительной сети совхозов. Еще приедут геологи, буровики...
Полчаса пролетели в разговоре незаметно. Несколько раз открывалась дверь. Меденцевой все казалось: директор! Но заходили другие люди, и все они спрашивали Дубкова. Наконец, появился и он, среднего роста, широкий в плечах, с бронзовым от загара лицом.
Дубков обратился не к Меденцевой, как она ждала, а к секретарю:
— Дарья Филипповна, очень прошу вас: навестите вечерком Светку. Я сейчас уезжаю на третье отделение. Вернусь к утру...
Дубков перевел взгляд на Меденцеву и жестом показал на дверь в свой кабинет.
В кабинете Меденцева предъявила свое удостоверение, письмо Кузина. Читая, Дубков нахмурил брови.
— Собственно, вы будете работать не только на землях нашего совхоза, — вдруг сказал он.
«Ну вот, начинается», — подумала Меденцева.
— Да, но мой ряд — основной. К нему привязываются...
Меденцева не договорила. Дубков повел черноватой бровью, как показалось ей, недовольно.
— Кто еще приедет?
— Инженер Виднов. Он передаст отметки на триангуляционные пункты. Знаете, это вышки такие на буграх. Мы определяем координаты их. Кроме того, Виднов поставит репера... Видели когда-нибудь выступающие из земли трубы или рельсы? Вот на верхнюю часть их и передаются высоты — отметки над уровнем моря. Без этой работы нельзя...
— Благодарю вас за консультацию, — перебил ее Дубков.
Меденцева подумала, что она, пожалуй, совсем ненужно разъясняет директору азбучные истины, ждала, что он снисходительно улыбнется, но Дубков оставался серьезен.
— А этот Виднов тоже приедет ко мне с таким же предписанием? — Дубков приподнял со стола письмо Кузина.
— Нет... Он будет комплектовать отряд в Жаксы-Тау.
Дубков вздохнул с облегчением и уже ласковее взглянул на Меденцеву.
— Если бы вы знали, Нина Михайловна, как нам нужна вода!.. Конечно, канал сразу не соорудишь... Мне вот хотя бы на Джаман-Куме колодцев нарыть. Ведь раньше там табуны паслись, на лиманах неплохие худуки были... Скорее это дело проворачивать нужно, а вы...
Да, к сожалению, ее работа далека от худуков.
— Вам откуда будет удобнее получить транспорт: с первого отделения или... Вы где намерены жить?
Дубков отодвинул от себя бумаги и взглянул на Меденцеву, теперь прямо в глаза. Она ждала увидеть на его лице отражение того впечатления, которое она должна была произвести своей внешностью. Что там говорить, она привыкла к тому, что мужчины не скрывали своего восхищения ею. Но лицо Дубкова оставалось непроницаемым. Оно ничего не выдавало, кроме служебного внимания к ней.
— Мне лучше было бы жить на центральной усадьбе. Так считает и Кузин, мой начальник.