Виднов растерянно взглянул на него и повернулся к вешалке за планшеткой...
Вот и зима накатила, да еще какая! Снега насыпала столько, что сугробы поднялись вровень с окном. И Мамбетову видно, как играют блестки поверх снежного покрова. В кабинете холодновато, надымлено. Мамбетов подшивает последние бумажки, оставшиеся от следствия по «Незваному гостю». Нехитрую эту работу теперь уже можно было поручить секретарю, но Мамбетов, словно еще ревнуя всех к своему первому делу, делает все сам до конца. Тихо в кабинете, никто не мешает. Мамбетов, перебирая бумаги, прочитывает их, задумывается. Каждая фамилия, которая попадается на глаза, знакома, и перед ним вновь встают люди экспедиции, оставившие свой след не только в делах и душе Мамбетова.
Секретарь райкома Омаров сказал Мамбетову, что он должен разобраться во всех обстоятельствах гибели Малининой и доложить на бюро. Ну что ж, он разберется, хотя жизнь и переплела их судьбы. Нужно об этом поговорить с Санкевичем... Старик все еще лежит в больнице, покинутый всеми. Врачи не теряют надежд, что поставят его на ноги.
Звонит телефон. Мамбетов берет трубку и слышит голос жены:
— Ты еще сидишь? Неужели и сейчас...
— Иду, иду.
— Тебе завтра ехать в степь. С утра. Не забыл?
— Помню, Алима.
— Ну, иди.
Скоро темнеет окно в домике КГБ — последнее светившееся окно в поселке. Мамбетов идет по заснеженной улице, кособочит, чтобы ветер не бил в лицо. Идет и еще раз прикидывает, что предстоит ему сделать в совхозе, на трассе канала, в аулах как уполномоченному, члену бюро, депутату... И просто как человеку.
ПОЕДИНОК
НА ОКРАИНЕ ГОРОДА
Я возбуждаю дело
Звонок. Беру трубку и слышу голос Леонова:
— Зайдите, Николай Алексеевич!
Убираю документы в сейф и бегу. Леонов не любит, когда задерживаются.
— Садитесь, — говорит он, едва я показываюсь в дверях, а сам еще не отрывается от бумаг, которые лежат перед ним на столе.
«Предстоит разговор», — догадываюсь я и опускаюсь на стул. Минута, другая. Леонов, наконец, поднимает голову и спрашивает:
— Вы, кажется, обижались, что вам не дают самостоятельно поработать?
— Не обижался, а...
Леонов перебивает.
— Вот я и думаю, что не все же вам сидеть практикантом. Возьмите-ка эти материалы! — Он подает мне бумаги, только что прочтенные им, улыбается. — Хорошенько изучите и, если окажется достаточно оснований, напишите постановление о возбуждении уголовного дела. А план расследования составим вместе... Ясно?
— Значит, дело будет в моем производстве? — нерешительно спрашиваю я своего начальника, принимая бумаги и еще не веря тому, что буду, наконец, вести расследование.
— Конечно! — восклицает Леонов. — Придется выехать на место совершения преступления — в Белогорск.
В Белогорск! Я готов ехать хоть на Северный полюс! Леонов, наверное, видит это: недаром на лице у него такая улыбка.
Материалов, которые мне вручил начальник, оказалось не так много: письмо прокурора с поручением провести расследование, рапорт сержанта милиции Савочкина, объяснение работницы швейной фабрики Веры Лозиной, справка из больницы — вот и все документы, которые теперь легли на мой стол.
На письме прокурора две резолюции. Одна, начертанная размашистым почерком, гласила:
«Тов. Леонову В. В. Поручите опытному следователю» —
это указание начальника. Пониже твердым и четким почерком Леонова стояло:
«Тов. Иванову Н. А. Возбудите дело».
Я не считался опытным следователем, все еще носил эпитет «молодого»; он приклеивался ко мне на всех служебных совещаниях и партийных собраниях, когда нужно было меня похвалить или указать на мои недостатки. Правда, на последнем собрании секретарь партбюро встал на мою защиту. Он сказал, что давно пора предъявить мне требования по-настоящему. Какой я молодой, когда два года, как из института! Замечание это мне пришлось по душе. Юношеский период в работе был закончен. И вот теперь — дело!
Рапорт сержанта Савочкина лежал сверху. Когда я прочел его, то не поверил своим глазам. Происшествие показалось мне невероятным. Но о том же, только более обстоятельно, писала в своем объяснении и работница фабрики Вера Лозина. Сомнений не могло быть: в Березовой балке возле города Белогорска совершено преступление. Это подтверждалось и белогорской больницей.
Медлить было нельзя. Я взял бумагу и не без волнения, несколько раз переписывая, составил постановление о возбуждении уголовного дела — первое в своей жизни.