— Какую же вы работу проводили?
Шомрин задвигался на стуле, опустил глаза:
— Ну листовки, например, разносил.
— Кто вам их давал?
— Котина давала.
Ложь и правда переплетались в устах Шомрина — Хмары. Я следил за тактикой допроса и уже догадывался, что Леонов решил постепенно подвести допрашиваемого к признанию. Удастся ли ему это?
— Немцы вас спрашивали о листовках?
— Не спрашивали, — поспешно ответил Шомрин — Хмара. — Интересовались, почему я не в армии, зачем хожу по селам.
— Что вы отвечали?
— Я им отвечал, как и вам. Это, мол, святое дело.
— Какое святое дело? Мне непонятно.
— Известно, вам непонятно будет, раз вы неверующий.
— А немцам понятно было, когда вы отвечали так?
Шомрин замялся.
— Что вы им сказали?
— Сказал, что хожу по селам проповедовать слово Христа.
— Вот это другое дело. Это понятно. Вы и там проповедником были?
— Приходилось. Просили люди...
— Скажите, где вас арестовали немцы в сорок втором?
— В Кабанихе же...
— Вас взяли из дому?
— Нет, я был у Котиной. Поэтому, наверное, и взяли. Она ведь на подозрении состояла.
— Откуда вы знаете?
— Откуда? — Шомрин задумался. — А повесили ее за что?
«Вывернулся, гадина», — подумал я. Допрос меня взволновал. Вопросы ставились остро. Я видел, как наращивались объективные данные для обличения Шомрина.
— Кто вас арестовывал?
— Офицер и двое солдат. Вытащили меня из-за парты. Я туда спрятался.
— Значит, они искали только вас?
— Выходит, так! — Шомрин даже повеселел. — Ежели, скажем, Котина нужна была, то они взяли бы и ее. А ее не тронули.
— Кто вас допрашивал?
— Офицер.
— Кто был при допросе? Переводчик был?
— Переводчица. Опосля пришла.
— Как офицер называл ее?
— Давно дело было...
— Вспомните?
— Кажись, фрау Думлер.
— А она как называла офицера?
— Шульцем называла... Без чина.
— Значит, фамилия офицера, который вас допрашивал, была Шульц, а переводчицы — Думлер?
— Так.
— Кем работала фрау Думлер в полиции?
— Машинисткой.
— Вы могли бы опознать фрау Думлер по карточке?
— Должен бы. Личность ее вроде бы запомнилась.
Леонов достал из стола протокол опознания с тремя наклеенными женскими фотокарточками и подал Шомрину.
— Посмотрите!
Шомрин прищурился. Мне показалось, что у меня остановилось сердце.
— Вот она... Фрау Думлер! — проговорил Шомрин и показал на карточку Яблочкиной. — Тогда моложе была...
— Придется опознание оформить, — сказал Леонов.
— Она, что же, разыскивается или как?..
Леонов сделал вид, что не обратил внимания на вопрос Шомрина, и быстро заполнил графы протокола, кратко записал показания Шомрина. Прочитав, Леонов попросил расписаться.
Шомрин поставил подпись. Заметно было, как неуверенно движется его рука. Видимо, он не мог сообразить, правильно поступил или нет, опознав немецкую машинистку, не кроется ли здесь подвоха.
— Пойдем теперь дальше, — сказал Леонов, когда Шомрин положил ручку. — Будем надеяться, что вы покажете правду и впредь. Я несколько облегчу ваше положение, Шомрин. Я зачитаю собственноручные показания одной свидетельницы...
Шомрин поднял голову, насторожился.
Леонов тем временем перелистывал дело. Это была напряженная минута. Я видел, как мой начальник вдруг побледнел.
— Вот, слушайте, Шомрин, что пишет партизанская разведчица Антонина Михайловна Яблочкина.
— Я не знаю такую.
— Сейчас узнаете. — И Леонов зачитал показания Яблочкиной.
Шомрин слушал, будто окаменев. Глаза его расширились, руки подрагивали.
— Вы подтверждаете эти показания? — спросил Леонов.
Шомрин отозвался не сразу.
— Если это про Хмару, то я причем?..
Леонов посмотрел в мою сторону. «Я так и предполагал», — прочел я в его глазах.
— Николай Алексеевич, пригласите свидетеля...
Дальше произошло вот что: в комнату бодро вошла седоволосая женщина и по приглашению Леонова опустилась на стул, стоящий напротив Шомрина. Они взглянули друг на друга одновременно.
— Фрау Думлер! — воскликнул Шомрин и отшатнулся, будто перед ним был пришелец с того света.
Яблочкина (это была она) глядела на Шомрина с ненавистью.
— Свидетельница, вы знаете сидящего напротив вас человека? — задал Леонов обычный вопрос.
— Да, и очень хорошо. Это Хмара, Илларион Кузьмич... Проповедник и агент Шульца. Тот самый, который выдал партизанскую радистку, учительницу Котину... Я его на всю жизнь запомнила.
— Обвиняемый, вы знаете сидящую напротив вас женщину?..
— Знаю... Это фрау Думлер...
Все стало на свои места. Я облегченно вздохнул. Еще несколько стандартных вопросов и ответов на них — и очная ставка закончена...