Яблочкина ушла побродить по городу — ей очень понравился Белогорск, а мы продолжали допрос Шомрина — Хмары.
— Вы подтверждаете зачитанные вам показания Яблочкиной? — еще раз спрашивает Леонов.
— Поступал по божьему промыслу, — отвечает теперь Шомрин — Хмара.
— Значит, ваша настоящая фамилия...
— Хмара. Илларион Хмара. Кузьмич по отчеству
— При каких обстоятельствах вы присвоили фамилию партизана Шомрина?
— Немцы его расстреляли на дороге. Ну, а паспорт его мне отдали.
— Где отдали и зачем?
— В штабе разведки. А про меня слух пустили, будто убит я...
— Значит, ваши прежние показания о связях с партизанами не соответствуют действительности? — спросил майор Леонов.
Я едва успевал записывать.
— Ложны. — Шомрин схватился за грудь. — Прошу перерыв, граждане следователи...
— Вашу просьбу удовлетворим, но еще два-три вопроса. Вы в состоянии ответить?
— Отвечу... Может, за правду милости вашей снищу...
Вот как заговорил Шомрин — Хмара!
— Скажите, куда вас направили после казни Котиной?
— В штаб разведки направили. По тылам ходил я...
— Что делали?
— Проповедовал слово Христа...
— И еще что?
— Задания мне давали немцы...
— Последний вопрос: какую цель вы имели, организуя жертвоприношение Серафимы Вороновой?
— Угодить Христу.
— Мы условились говорить по существу...
— Ну... веру чтоб укрепить.
— Почему в качестве жертвы была избрана Серафима Воронова?
— Она... того... легче внушению поддавалась... слову сполна верила.
— А вы обманывали ее.
— Ноне кто не обманывает. Все норовят...
Э-э! Не так прост был Шомрин — Хмара, как мне вначале думалось. Он мне казался фанатиком, а это было не так. Все более я убеждался, что душа этого человека темна и мерзка.
Леонов взглянул на часы и объявил перерыв. Впереди был не один допрос предателя.
Дорога на крест и с креста
Кого-кого, а Сарру Бржесскую я не ждал. Она пришла вдруг, рано утром, может быть, следом за мною, длинная и плоская, как линейка. Переломилась надвое, присела в сторонке на край стула.
— Вы ко мне? — Я не был уверен, что она попала в мой кабинет не по ошибке.
— К вам.
— Слушаю.
— А писать не будете?
— Не желаете — не буду. — Я отодвинул авторучку, бумагу.
— Посоветоваться с вами послали сестры. Иди, говорят, сестра Сарра, спроси, можно ли нам к шелкоперовским присоединяться или нет. Не заберут ли и Шелкоперова? Да и какова вера у него, правильная или нет?
На лице посетительницы смирение и кротость. Я поверил тому, что она действительно пришла, чтобы получить на эти вопросы ответы, которые волнуют не только ее.
Но поймет ли она, если я пущусь в рассуждения? Не будет ли это тратой времени и сил? И вдруг у меня возникла мысль: если сектантки хотят знать мое мнение, то я могу прийти к ним побеседовать. Пусть соберутся хоть сегодня. Я сказал об этом Бржесской.
Она встала, вновь выпрямилась в струну и вышла, не попрощавшись. Странная женщина. Ее приход вывел меня из равновесия. К обстоятельному разговору с женщинами-сектантками я не был готов. Отказаться было нельзя. Такая аудитория — находка для атеиста. Я пожалел, что со мною нет Леонова. Он находился в селах района, где Шомрин — Хмара проводил крещения.
Я пошел в библиотеку, чтобы подготовиться к беседе, и просидел там полдня.
Возвращаясь, я еще издали заметил сидящих на скамейке возле райотделения милиции Веру Лозину, Симу Воронову и Левитан. Левитан, как всегда, улыбалась, а Вера и Сима о чем-то переговаривались, и лица их были озабочены.
— Вы почему не на работе, девушки? — спросил я с шутливой строгостью.
— Вот! Сразу начальника видно! — пробасила Левитан и вдруг покраснела. Я вспомнил, что она всегда старалась сдерживать голос, а тут забылась.
— У нас перерыв, Николай Алексеевич, — сказала Вера. — Мы к вам на минутку.
Я пригласил их в кабинет, а Симе сказал, что сегодня хотел бы поговорить с ней.
— Я давно уже жду. — Сима вздохнула. — Но...
Она не договорила и, смутившись, умолкла.
— Вам не придется сегодня допрашивать Симу, — сказала Вера. — Вы будете читать... Она написала. Сима, давай!
Девушка подала мне тетрадь. Я отвернул обложку и увидал четко выведенные ученическим почеркам слова:
«Я решила написать вам, потому что мне трудно говорить об этом...»
Я закрыл тетрадь, положил на стол и обратился к Симе:
— Прочту, но разговора не избежать, Сима.
— Сегодня? — спросила она.
— Когда прочту. Может быть, завтра, послезавтра.