— Сказали, сказали... Выехали, да возвернулись. На вьюке нужно было, а они, видишь ли, на телегах.
— Что же так, не знали, что ли?
— А это ты спроси у своего начальника, раз ты такая смелая. Кстати, он тебе встретился.
— Это высокий такой, с портфелем?
— Он самый. Вот он и доложит тебе... А мое дело палатку выдать...
Малинина вздохнула.
— Палатку выдаст и кладовщик, а вы — завхоз, Осип Осипович. Помощник начальника.
— Спасибо за науку, дочка.
— А вы не сердитесь. Осип Осипович... — Малинина огляделась. — Я вот еще что попрошу вас: принесите мне тряпку и воды...
— Это зачем?
— Разве в такой грязи можно работать? Давайте наведем порядок.
— На это уборщица есть.
— А вот мы ей и покажем, как убирать нужно.
Пономаренко с удивлением глядел на Малинину. Появившаяся к ней неприязнь начала таять. Девчонка, видать, работяга.
Между тем Малинина движением ног сбросила тапки, повязала волосы косынкой и еще раз сердито оглядела комнату, будто собиралась вступить в бой с беспорядком. Пономаренко, увидев, что новенькая берется всерьез, спросил:
— Воды какой тебе, холодной или горячей?..
Через час комнату было не узнать. Пономаренко выбился из сил, беспрестанно меняя воду, помогая Малининой передвигать шкафы, столы. Он подчинялся ей беспрекословно, даже повесил поверх кошмы белые простыни, как она приказала. Рулоны бумаги были сложены в пустой ящик, списки с координатами пунктов положены в отдельную папку. Была прибрана и кровать Кузина.
— Ну, кажется, все... — Люба победно оглядела комнату. — Да, Осип Осипович, положите к порогу тряпку...
Пономаренко вышел. Малинина присела на табурет. Все-таки она устала. Ночью не удалось уснуть, в вагоне было тесно и душно. Потом с километр тащила свой багаж по поселку. Хотелось лечь, растянуться хоть на полу. Люба еще раз придирчиво оглядела посветлевшую комнату. Вдруг она увидела свисающую с потолка паутину. Мигом вскочила на стул, но дотянуться не смогла. Тогда, боязливо покосившись на дверь, она забралась на шкаф и, стоя на коленях, протянула руку, чтобы смахнуть паутину.
— Вам помочь? — раздался за ее спиной мужской голос.
«Кузин»! — пронеслось в ее голове. Она вздрогнула, оглянулась и, потеряв равновесие, покачнулась.
В то же мгновенье сильные руки подхватили ее и опустили на пол. Малинина протестующе оттолкнулась и увидела перед собою высокого, светловолосого парня.
— Простите, я не думал... Будем знакомы, Луговой...
Люба едва успела одернуть платье и поправить волосы, как в комнату вошел начальник экспедиции Кузин. Он с удивлением посмотрел на Лугового, Малинину, обвел серыми глазами преображенную комнату.
— Вы ко мне, товарищ Луговой? В экспедицию? — спросил он с тем же удивленным выражением на худом, плоском лице.
Луговой ответил и поздоровался.
— Людмила Иннокентьевна передает вам привет. Просила сказать, что дети здоровы... Что она едет в Балаково.
Кузин побагровел и вдруг клюнул птичьим носом в сторону Малининой:
— А вы?
Малинина представилась.
— Не знаю, товарищи, куда я вас дену... Для вас у меня нет должностей.
Кузин бросил портфель на стол и словно только в эту минуту увидел, что на нем нет груды бумаг.
— Кто это... кто хозяйничал здесь? — спросил он.
— Мы, товарищ начальник! — ответил из-за спины завхоз Пономаренко и бесстрашно вышел вперед. — Бумаги в ящике все, в порядке...
— Всегда вы делаете то, что вас не просят. Выдайте лучше палатки приехавшим... Товарищ Луговой, приходите ко мне через час, вместе со всеми. На совещание.
Малинина подняла на Кузина взгляд, словно напоминая о своем существовании.
— Товарищ Пономаренко, объявите.
— Объявлю. Пошли, товарищи приехавшие...
Малинина схватила багаж, который она примостила у порога, и вышла из комнаты первая.
— А я принял вас за... — начал Луговой, широко шагая за Малининой.
— Вы не ошиблись. Мне, наверное, придется устраиваться здесь уборщицей. Слышали, что сказал Кузин? — проговорила Малинина серьезно, без улыбки. — Впрочем, на этом поприще я имею стажировку... У меня мама уборщица в школе.
Восхождение на вершину
«Очень хорошо, что ты приехала к нам. Будешь работать на Джаман-Куме. Придется начинать с рабочего строительного отряда»... Если бы Малинина услышала такие слова! Она почувствовала бы себя счастливой: ее мечты начали сбываться. Конечно, на Джаман-Кум — и никуда больше! Пусть там жара, пески, безводица, пусть там нет ни одного аула! Она, Люба, согласна. Она не боится никаких трудностей. Скажут: рой яму — будет рыть. Тесать бревна — будет тесать. Практика — это не прогулка в степь. Она ехала не для того, чтобы целое лето просидеть под зонтом у какого-нибудь техника. Кроме того, ей нужны деньги, чтобы помогать маме. Мама больная и уже не может работать.