Мужик, почесав затылок, удивлённо и неуверенно сказал :
–
Так ведь раньше-то терпимо было, жила ведь как-то.
–
Жила-то жила, покуда молода, да горяча была, да и без привязи была – от холода сама могла убежище себе сыскать. А теперь что? На цепь короткую посадил, в будку холодную засунул. И живи не горюй! – гостья не на шутку разгорячилась.
Антонина успевала только взгляд переводить от мужа да к гостье. Пока дело её не касалось, так сидела она тихонько на скамеечке. Но, почуяв и свою вину, решила примкнуть к мнению гостьи:
–
А и правда, Макар. Ну не мне же с молотком ходить, гвозди вбивать. Сидишь тут, лясы всё чешешь, каждый вечер
. Нет, чтоб… Собаке то…
Антонина всё на гостью-то поглядывает, будто с ней говорит, будто одобрения её ищет.
Слушает гостья, помалкивает, будто ждёт продолжения интересного. А Антонина, радуясь, что никто её не останавливает, что все речам её внемлют, продолжает всё пуще, всё красноречивее мужа обвинять:
–
Как же ж можно-то… , собаку – то… , в мороз – то…. Сам-то в тепле… иди теперь сам на улицу, да померзни. Да поглядим, можно ль в такой-то холод…
–
Что это ты, Тоня? Одумайся.
–
Иди, иди. Да пока не окочуришься – не возвращайся. Шубу оставь.
Мужик, только было поднял с пола шубу, подозрительно взглянул на бабу, кинул шубу обратно, и вышел.
Тоня сидела на скамье, по-прежнему ворча на недотепу-мужа. Фигура молча посмотрела на женщину, тихо сказала \:
– Погреться я зашла… А у вас тут не теплее.
С этими словами Смерть вышла.