— А-а-а-а-а, — поднявшийся было мужской вопль тут же сменился тонким бабьим вигом. С завываниями и слезами рыдал. И в его глазах оказалось столько ужаса, что девушка чуть ослабила хватку. — А-а-а-а!
Затем девушка наклонилась к самому его лицу и негромко с придыханием заговорила:
— Вижу, что не ожидал такого. А что, думал сестричка будет вечно глотать твои бесконечные оскорбления и терпеть твою тупость?! Ты же смешон, братик. Я тебя как таракана могу раздавить, и этот мир лишь чище сделается. Пожалуй, батюшка мне лишь спасибо скажет, что я избавила его от лишних проблем, — с холодной улыбкой Марина смотрела прямо ему в глаза. И этот взгляд, казалось, проникал в самую его душу, доставая до самого сокровенного и тайного, — А сейчас ты, любимый братец, мне сейчас все выложишь, пока я твои яйца не поджарила, как яичницу, — ее кисть вспыхнула чуть ярче, заставляя парня заскулить ее сильнее и жалостливее. — Ну? И хватит орать!
Тот с трудом унял бившую его дрожь и поднял на нее глаза, полные боли и страха. Удивительно было, как быстро и без всякого следа испарились его непрошибаемая наглость, и уверенность в своей исключительности. Сейчас перед ней корчилось раздавленное ужасом существо, которое даже не думало сопротивляться. Старший наследник рода Скуратовых на проверку оказался совсем не тем, чем казался. Надавили на него, и наружу полезла всякая гниль.
— Скажу, все скажу. Только отпусти, — размазывал он слезы, судорожно всхлипывая. — Я же не специально так сказал. Это, вообще, не я так сказал. Это кто-то из наших дружинников сболтнул. Я правду говорю, — он снова и снова заглядывал ей в глаза, трясясь, что она не поверит. — Они говорили, что на нашу машину напали, что пропали и охранник и пассажир, что наш батюшка очень гневался...
Девушка кривилась. Ей совсем не нравилось услышанное. Если сложить вместе все это — похищение Максима и созыв боярской дружины, то получалась очень тревожная картина. Похоже, все это было предвестником вендетты, полноценной боярской войны. И Максиму, по всей видимости, уготована участь первой жертвы этой войны.
— Что еще о нем слышал? — парень тут же затряс головой из стороны в сторону. Мол, ничего больше не слышал. Рассказал все, что знал. — Ладно, — криво улыбнулась она. — Раздавить бы тебя, как клопа.
Скрючившийся парень побледнел ещё сильнее. Видно, отчётливо представил, как это может произойти.
— Иди, — кивнула она в сторону его комнаты.
Не вставая на ноги, парень на корточках быстро поковылял прочь. Даже не оглядывался, чтобы ненароком на сестру не посмотреть.
Правда, той и дела до него уже не было. Ее мысли занимал совершенно другой.
— Что же с тобой Максимка такое случилось? — еле слышно шептала она. — Где ты теперь? Что там с тобой делают? — бормоча все это, она медленно подошла к двери своей комнаты, зашла внутрь, походя закрыла дверь. — Как же это все так случилось? Почему с тобой?
Все сильнее билось девичье сердечко. Тот, кто когда-то вызывал у нее сначала презрительную насмешку, а потом холодное любопытство, сейчас казался роднее всего на свете. Марина снова и снова представляла его милые черты, вспоминала голос и улыбку.
— Как ты там?
За следующие полчаса девушка вдоволь наплакалась в подушку. Ее «моська» чуть припухла, сделав черты лица беззащитнее и милее. Смотревшуюся в зеркало заплаканную девушку хотелось заключить в объятия, чтобы защитить от всего плохого и страшного в этом мире. Только не было рядом этого человека…
Вскоре бушующие в ней эмоции, мысли и желание достигли той степени, когда они мешают здраво оценивать окружающую обстановку и свои собственные поступки. Гормональный и адреналиновый коктейль в ее крови настойчиво толкал Марину к безрассудству, и этому позыву молодая девушка не думала сопротивляться. Напротив, решила отдаться ему со всей силой нерастраченной любви.
— Я сама его найду, — она посмотрела в зеркало и подмигнула своего отражению. Оттуда на нее смотрело упрямое девичье лицо с припухшими от слез щеками и воспаленными глазами. То и дело она закусывала нижнюю губу. — Найду…. И пусть только попробуют меня остановить!
Быстро собравшись, она попробовала выбраться из дома. Куда там. Даже думать об этом не стоило. Дом стал самой настоящей крепостью, неприступной, как извне, так и изнутри. Попасть внутрь или выбраться наружу было невозможно, а точнее практически невозможно.
В какой-то момент, когда ее начало захлестывать отчаяние от невозможности выбраться отсюда, Марина кое-что вспомнила.
— А как же тот ход…