— А потом ты увидела его и поняла, что он из тех, кто никого не обнимает.
Иола, конечно, преувеличила, но не сильно. Она единственная, касаться кого принц не избегал — за исключением матери и, вероятно, леди Калисты еще в его глубоком детстве.
— Что обещает мне долгую жизнь, не правда ли? — Амара неожиданно резко рассмеялась.
— Почему ты пошла с нами?
Кашкари не посмел бы отказать Амаре ни в чем. А Тит наверняка был слишком расстроен необходимостью оставить Иолу, чтобы возражать. Но почему сама Амара решила принять участие в безнадежном походе?
И когда?
Ведь точно не помышляла об этом, когда они все были в пустыне. К тому же вела отнюдь не праздную или бесполезную жизнь: она командовала целой базой повстанцев, уже посвятила свою жизнь войне с Лиходеем. Могла ли бойня в Калахари настолько все изменить, что Амара пожелала бросить не только новообретенного мужа, но и давних соратников, ради чего-то в лучшем случае самоубийственного?
— Чтобы помочь вам, разумеется, — тихо и искренне ответила Амара.
Иоланта похолодела. Не потому, что не поверила, а как раз наоборот.
Какое-то время они сидели молча. Солнце скрылось за высокими вершинами на западе, на ущелье легла тень.
— Я уже упоминала, что в Горниле есть оракул, — сказала Иоланта. — Она отвечает тем, кто просит ответа, чтобы помочь другим. Хочешь, отведу тебя к ней?
Амара поплотнее запахнула пальто:
— Нет, спасибо. Я уже знаю, как именно помогу.
— Как?
— Увидишь.
Снова воцарилось молчание, пока они не спеша доедали батончики. Иоланта глядела на каскад, и мысли в ее голове бурлили не меньше, чем вода внизу. Даже до того, как она вспомнила слова Далберта. На острове Ундины, после встречи, она выпытала у него побольше про убийства гражданских в Калахари и угроз в их с Титом сторону.
«Около двух часов ночи», — так начал Далберт свой рассказ.
Тогда она не обратила внимания. А сейчас обратила. Убийства произошли после полуночи, тогда как Амара должна была вылететь из Сахары заметно раньше, чтобы успеть преодолеть расстояние до Шотландии к утру.
Что бы ни заставило ее бросить все и догнать их, так точно не массовое убийство соплеменников.
Тогда что же?
Вопрос уже вертелся на кончике языка, когда Кашкари вдруг дернулся и подскочил. Иоланта рефлекторно вызвала поток воздуха, чтобы прижать друга к каменной стене и не дать рухнуть в пропасть, если он нечаянно потеряет равновесие.
Кашкари закрылся рукой от сильного ветра.
— Все нормально, я не упаду.
Ветер тут же унялся, и в неподвижном воздухе ущелья слышался только звук воды, несущейся к морю.
— Еще один вещий сон? — уточнила Амара.
Кашкари покосился на Иоланту, и сердце ее сжалось.
— Снова обо мне? — Он не ответил, что говорило само за себя, но она все же попросила: — Расскажи.
Кашкари сложил ковер-простыню, которым только что укрывался:
— Я видел тебя на погребальном костре. Он уже горел. Над пламенем виднелись очертания громадного собора с крыльями на крышах.
В ушах зазвенело. И в то же время засветил лучик надежды.
— Это Ангельский собор Деламера! Других соборов с таким силуэтом я не знаю. Там проходят только государственные погребения. Значит, все кончится не так плохо, раз меня будут хоронить с почестями. Видел ли ты, кто зажигал костер?
«Тит. Пожалуйста, пусть это будет Тит».
Кашкари покачал головой:
— Это мне не открылось.
Разочарование сдавило грудь, стеснило дыхание.
— В таком случае, не стоит ничего упоминать при…
«Не стоит ничего упоминать при принце». Но глаза принца оказались уже открытыми. И, судя по выражению лица, он все слышал.
— Что ж, — сказала Амара, прерывая неловкое молчание, — раз вы уже проснулись, ваше высочество, то могли бы сделать еще несколько слепых скачков и поискать дорогу.
Глава 20
Амара еще раз попросила время для молитв, прежде чем двинуться дальше. Пока они с Кашкари молились, Тит перенес Фэрфакс к замеченному им раньше озерцу в кратере. Вечерело, в темно-синей воде отражались оранжево-красные облака, подсвеченные заходящим солнцем. Берега окружали бело-желтые гирлянды цветущих кустов.
— Как здесь красиво, — тихо произнесла Фэрфакс.
Тит приобнял ее за плечи. Она выглядела как никогда усталой, глаза ее были печальны и грустны.
— О чем ты думаешь?
У него самого из головы не выходил образ погребального костра — неподвижного, бездыханного тела любимой, объятого пламенем.
— О том, стояла ли где-то здесь когда-нибудь миссис Хэнкок. И видела ли она хоть что-нибудь в Британии.
— Вряд ли.
Год за годом миссис Хэнкок ждала, что Лиходей войдет в пансион миссис Долиш, редко удаляясь от дома и наверняка никогда не покидая границ Итона.
— Я рада, что в этот раз улетала из Британии на воздушном шаре — я увидела больше, чем за все проведенные там месяцы. Красивый остров, особенно берега. Напоминает дикую природу севера Державы.
Неужели Фэрфакс уже прощалась со всеми людьми и местами, что знала и любила? Словно услышав мысли Тита, она обернулась к нему:
— Не волнуйся. Я не сдаюсь.
— Тогда и я тоже.
Она обхватила ладонями его лицо и нежно поцеловала.
— Я кое-что поняла. Счастье — это когда не думаешь, что каждый поцелуй может оказаться последним. Быть счастливым — значит верить, что впереди их бесконечно много и можно не запоминать каждый.
— Пусть, но для меня вот это — счастье, — ответил ей Тит. — Я всегда хотел именно этого — что в конце мы будем вместе.
Фэрфакс долго смотрела ему в глаза, потом поцеловала снова:
— Знаешь, о чем я жалею?
— О чем?
— О своей прежней нелюбви к розовым лепесткам. По большому счету, в них нет ничего плохого.
Он хохотнул, услышав неожиданное признание:
— Если ты жалеешь только об этом, то прожила неплохую жизнь.
— Надеюсь. — Она вздохнула. — Ладно, хватит философствовать. Признайтесь наконец, ваше высочество: почему вы не дали мне увидеть Спящую красавицу после первой битвы с драконами в ее замке?
* * *
Внутренняя сторона гор оказалась неровной и изломанной, будто кто-то сначала сделал уменьшенные копии Береговой гряды, а потом разбросал их как попало: везде виднелись трещины, разрывы, угрожающе накренившиеся скалы.
Они вылетели после заката, и все равно постоянно следили за небом. Но преследователей над грядой так и не показалось. Что только подтверждало слова Кашкари: Лиходей был совсем не против подождать, когда они сами к нему придут.
Летели на коврах парами, быстро, но не слишком. Передним, задававшим темп, правила Амара, и у Тита сложилось впечатление, что ей совсем не хочется как можно быстрее оказаться у дворца главнокомандующего. Да и кому хотелось бы?
Все молчали. Тит и Фэрфакс, хоть и летели вместе, только держались за руки: они уже сказали друг другу все, что нужно. Поздно говорить о любви, верности и даже надежде. Оставалось только узнать, сколько они смогут сделать до предсказанной гибели.
Курс держали на северо-запад, останавливаясь время от времени, чтобы Тит мог расстелить карту на земле и оценить, насколько они продвинулись. Молодая луна висела низко на небе, когда они подлетели к огромной вертикальной стене, слишком высокой для ковров.
Тит попытался перескочить вслепую — и не смог.
— Должно быть, мы уже во внескачковой зоне.
В сотне верст — если не меньше — от дворца главнокомандующего. Они могли добраться туда за час, если лететь без остановок. У Тита похолодели пальцы: он боялся, в конце концов.
Он всегда боялся.
Фэрфакс попыталась подтолкнуть спутников наверх, но силы ее ветра хватало только на то, чтобы висеть в ста с лишним саженях над поверхностью, выше не получалось. А до макушки утесов оставалась еще саженей тридцать.
— Будем залезать или полетим вокруг? — напряженным голосом спросила Амара.
— Конца раскола я не вижу, — сказал Кашкари, осматривавший скалы с помощью заклинания дальнозоркости. — Богиня Дурга, с горами у тебя опыта больше. Что посоветуешь?