— Зависит от того, в чем именно вы хотите разобраться и сколько готовы заплатить.
— Как коллекционер я хочу вернуть себе подлинный нейрокристалл Разумовского. Кроме того, я хочу выяснить, кто и как сумел подменить кристалл из моей коллекции. И наказать вора без участия полиции.
— Я — ищейка, господин Яворский. Я ищу. И, как правило, нахожу. Вершить суд — вне моей компетенции.
Нейрокристалл девушки был золотистым. Кривцов слушал ее голос и вглядывался в оттенки. Даже глаза закрыл, чтобы ничто не отвлекало. Только затянулся сигаретой поглубже — и смотрел.
Кривцов не судил о людях по их поступкам. И не составлял первое впечатление по глазам, мимике или одежде. Все это — лишь вторичные признаки. Вот у собеседника голос дрожит или пальцы нервно теребят салфетку, но стоит ли обращать на это внимание, если знаешь, что у него ржавчина в восьмом поле Бродмана?
Кривцов не помнил, как давно он обладает этой способностью — видеть нейрокристаллы живых еще носителей. Но началось это уже после принятия закона о запрете на экстракцию личности. У него тогда пропала докторская диссертация и пришлось уходить из института, но без работы он не мог, и постоянно гадал, какой нейрокристалл управляет тем или иным человеком. А вскоре стал по-настоящему видеть.
Пока было, что.
— Вениамин Вячеславович, пожалуйста, прошу вас, вы просто обязаны помочь! Ведь никто, кроме вас, даже не знает о них!
По золоту побежали плотные алые ниточки. И зелень темного вязкого оттенка. Неприятно.
Кривцов поморщился. Начинала болеть голова.
— Погодите! — попросил он. — Можно помедленнее? Я, честно говоря, не до конца понял, чего вы от меня хотите… Но дело, кажется, важное?
— Да! Очень важное! Вениамин Вячеславович!..
Багровая вспышка в голове.
— Да погодите же! — повысил голос Кривцов. — Успокойтесь! Немного. Теперь давайте сначала.
Девушка вздохнула. Багрянец прибился к краю сознания, головная боль отступила.
— Я к вам из института мозга. Я знаю, что вы давно ушли, но здесь творится ужас что! Ну то есть все как обычно, но так же невозможно! И никто ничего не делает! Мне нужно все рассказать вам… Я не уверена, что по телефону это можно…
Нежная голубизна, сгущающаяся к центру. Кривцов залюбовался оттенком.
— Послушайте, — сказал он. — Вы на эмоциях, а я опаздываю на встречу. Да и разговор у вас, похоже, не телефонный… Давайте сделаем вот что. Завтра я заскочу к вам — вы же в институте мозга работаете, и мы…
Сказал это просто, словно в прежние времена. Заскочит в институт, поздоровается с Сашкой, Олегом, аспирантами, наденет халат, пройдет в свою — свою! — лабораторию…
— Нет! — сказала она. — То есть, да! То есть… я работаю в институте мозга, но я не могу говорить здесь! Давайте… давайте лучше я к вам заеду, или где-нибудь в кафе встретимся, или еще как-нибудь, только не здесь!
— Хорошо, — согласился Кривцов. — Там рядом с институтом есть сквер… Где прудик и фонтан с утками. Знаете?
Утки улетели. Октябрь на дворе, ноябрь почти. Но почему-то из всего сквера больше всего запомнились именно утки.
— Да.
— Я буду ждать вас у этого фонтана завтра в шесть вечера. Это вам удобно?
— Да, конечно! Простите, Вениамин Вячеславович, что отрываю вас, но это правда очень важно!
— Я понял. До встречи тогда. До свидания. До завтра.
Кривцов положил трубку. Золотое сияние еще стояло перед глазами.
Девочке определенно надо научиться спокойствию. Тогда будет — глаз не отвести.
Уж Кривцов-то это знал наверняка. Он долго, иногда ему казалось — всю жизнь изучал нейрокристаллы. Шесть лет в институте, да еще до этого, студентом, аспирантом… Правда, все это оказалось людям не нужно. Им нужны деньги, а не исследования. Идолы, а не боги. Иначе как объяснить тот факт, что его работу, посвященную методам формирования нейрокристалла при жизни носителя, положили на полку, рядом с опытными образцами?
Кривцов точно знал: нейрокристалл — не замершая в своем развитии сущность. Любое переживание, любая, пусть даже самая малая крупица жизненного опыта оказывает огромное влияние на цвет кристалла. То, что сегодня может казаться шедевром, завтра изменится и превратиться в кусок холодца, за который никто не даст ломаного гроша. И наоборот, сегодняшний гадкий утенок может стать лебедем. Вот только взросление птенцов направляется генами — тут уж или дано, или не дано, — а развитие мозга можно направить, подсказать ему правильный путь.