Сунул было нос в раствор. Чистяков усмехнулся:
— У меня раствор чистый, не сомневайся.
Наконец мозг погрузили в автоклав, Чистяков принялся регулировать настройки, а Кривцов смотрел и видел сияние. Оно преследовало его весь день — в машинах, больницах. Оно освещало Кривцову путь и придавало сил.
И теперь светило сквозь полуприкрытые веки. Все-таки он очень устал за последние дни…
— Саша! Потерпи немного… осталось чуть-чуть…
Где-то тут была лаборатория. Совсем недалеко. В это смутное время ее должны держать открытой…
Левченко не помогал. Он повис мертвым грузом, вцепился судорожно в плечо Кривцова, неудобно, словно задушить хотел. Большой, весом с двух Кривцовых. А на губах — красная пена. Похоже, легкое задели.
— Потерпи, Саша!
Лаборатория нашлась, наконец. Кривцов ввалился внутрь. Навстречу выскочил тощий человечек, суетливый, с писклявым голоском, все пытался выспросить, что ему нужно.
Кривцов достал удостоверение.
— Я сотрудник института мозга. Мне нужна лаборатория. Он не жилец с такой раной…
Человечек выпучил глаза на удостоверение. Кривцов втащил Сашку мимо него в приемную. Человечек очнулся, бросил Кривцовскую корочку на стол. Там она и осталась — Кривцов забыл ее там, а потом его уволили, и возвращаться стало незачем.
Человечек распахнул перед ним дверь лаборатории, помог дотащить Левченко до стола. Кривцов взглянул в обезумевшие от боли глаза друга. Голубая радужка в обрамлении красноты. Он хотел, видимо, что-то сказать, но изо рта с хрипом и пузырями вырывался только воздух.
— Все в порядке, Саша, — говорил Кривцов. — Скоро ты станешь бессмертным.
Ультразвуковой скальпель прорезал кость как теплый нож — масло. Левченко всхлипнул, судорожно шевельнулся и затих.
Кривцов проснулся от собственного крика. Он чувствовал себя как тогда — вымотанным настолько, что, казалось, это его сейчас прошили. Он полулежал в подсобке, между стеллажом с оборудованием и грудой грязных халатов.
К чистым, стало быть, погнушались отнести.
Кривцов поднялся, цепляясь за стеллаж. Голова кружилась. Ноги не держали. Он вышел из полутьмы на свет лаборатории и зажмурился.
Чистяков поднял глаза от микроскопа.
— Проснулся? Держи своего клиента.
На столе рядом с ним лежала коробка с кристаллом. Кривцов поднял крышку. Заранее прищурился, спасая глаза от света.
Сначала он ничего не увидел. Повернулся к Чистякову, чтобы сказать, что он думает о таких шутках, но за окном показалось солнце и осветило содержимое коробки.
Темно-серый кристалл в черных прожилках. Большое болотное пятно в том месте, где в череп вошел гвоздь. Видны попытки подретушировать дефект, но не слишком удачные.
Кривцов поспешно достал кристалл и перевернул, чтобы рассмотреть снизу. Дно кристалла было багровым. Центр алел огнем, этот огонь проступал изнутри и придавал сходство с тлеющей головешкой.
Кристалл несостоявшегося бога.
Кривцов повернулся к Чистякову.
— Ты понимаешь, что ты наделал? — спросил он тихо.
— Прошил то, что ты мне привез, — сказал Чистяков.
— Это не он.
— Уверяю тебя, Веня, это он. И, знаешь, в нем даже есть определенная эстетика…
— Где он? — закричал Кривцов. Он швырнул коробку на пол. — Что-то подсыпали мне в стакан, а когда я уснул, подменили кристалл! Второй раз со мной этот номер не пройдет!
Кривцов раскрывал двери шкафов и подсобных помещений.
— Где? — крикнул он, сметая со стола Чистякова бумаги.
— Где? — вопил он, когда роботы-охранники выводили его из лаборатории.
Коробка вылетела следом. Кристалл выпал из нее. Кривцов подобрал его — на поверхности блестели капли раствора. Кристалл был совсем свежим. Едва ли Чистяков мог подменить его. Едва ли он успел бы это сделать.
— Вы не видели, сюда не привозили свежий труп? — спросил Кривцов у роботов, преграждающих ему путь обратно в институт.
— Ваши права доступа ограничены, — равнодушно ответили те.
— Я, я Кривцов!
— Ваши права доступа ограничены.
— Вы не видели…
Он сел на крыльце.
Серое московское небо плакало снегом, снежинки ложились на заплаканный кристалл. Из глаз Кривцова лились слезы.
Были то слезы о друге или о разбитых мечтах — он и сам не знал.
Он ошибался во всем, и у него не было ни времени, ни желания что-то менять.
Он ошибался в себе. Он зашел в тупик, и у него нет времени и сил начинать все сначала. Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — жизнь потеряешь… Кривцов потерял себя для бессмертия.