Мне крайняя доблесть в чести,
И пусть я сомкну свои вежды,
Мне прежде должно повезти -
На друга в пирах и по крови,
На щит и калёный булат,
И вечная слава мне вровень
И мужеству сводный я брат!
"Шальной господин этот таллайец, - с симпатией подумал Магирус. - И не думал я, что таллайцы бывают такие... А кстати, как он там сказал... про башню? Мегалитическое сооружение? Откуда у таллайца такого рода терминология? Это, кажется, термин вообще ещё с довоенных времен?"
Но обдумать как следует эту странность Магирус не успел, потому что внезапно крепко заснул, не взирая на все толчки и подпрыгивания повозки на неровной лавретанский дороге.
Глава ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
ВРЕМЯ СКОРБИ И ИСПЫТАНИЙ
Поздним вечером следующего дня в Лавретании, под мелкой снежной крупой, вымотанные трудной дорогой эллизорцы из последних сил разгружали архив хранилища. Увы, дошли не все: несколько человек погибло в схватке с мутантами, кто-то безнадёжно отстал и потерялся по дороге, им не было возможности помочь, потому что главная цель безоговорочно владела всеми: спасти Закон. Можно сказать, эллизорцы тащили Закон на себе, впрягшись в телеги и повозки, вместо лошадей и мулов. И - вытащили! - дошли до Лавретании. Холодная гладь незамерзающего озера встретила их равнодушно. Большинство лавретанских строений обветшали и требовали ремонта, но этим предстояло заняться в будущем.
По счастью, нашёлся большой каменный амбар, с сохранившимся дощатым полом, куда можно было складировать основные документы Закона. Главней хранитель самолично помогал переносить туда книги и списки, пока не выгрузили всё. Леонард не чувствовал физической усталости: просто внутри всё окаменело - и бегство из Эллизора, и похищение Болфусом невесты его сына, стали такими ударами судьбы, какие главный хранитель, как человек, а не монстр, ещё был не в состоянии осознать. Ему даже казалось, что его Оззи где-то рядом, может быть, пребывает в забытьи от ран и усталости. То, что его сын бросился в погоню за Болфусом и Беллой - без всего, с одним мечом, на изнурённом коне, с изъязвленными ногами и без обуви, - было безрассудством, столь свойственным Оззи, безрассудством, которое легко могло привести к гибели, а он, Леонард, давний герой Эллизора и главный хранитель Закона, ничем не мог помочь своему сыну.
Он машинально остановился у одной из телег. Все вещи из неё уже забрали, было пусто, только под лежащей поперёк телеги доской Леонард заметил какой-то брошенный предмет. Это была книга посла Болфуса.
Уже ночью, в одном из уцелевших лавретанских домов, среди множества сгрудившихся на ночлег людей, Леонард при свете керосиновой лампы зачем-то вновь открыл эту непонятные для него записки. Открыл, чтобы хоть как-то отвлечься и не думать о том, что теперь будет с Эллизором и его Законом.
"Благодарностью короля, помимо обещанного, была его личная аудиенция. Нет нужды описывать всё то, что сопровождало и сопутствовало этому событию. В конце концов, сам король сделал предложения прогуляться вдвоём по дорожкам великолепного сада, потому что хотел непосредственно от меня услышать подробности осуществленной мною миссии. Что ж, может быть я о себе и впрямь слишком высокого мнения, однако считаю себя неплохим рассказчиком.
ое-что мне, разумеется, пришлось опустить, в особенности - встречу с Аданом и увлечение одной особой, которая поразительно напомнила мне покойную Анур, так, что в первый момент я чуть с ума не сошёл, пока не удостоверился, что это не она. Обо всём этом я умолчал, поскольку королю всё знать было вовсе не полезно, но и то, е чём я доложил его Величеству, произвело на него неизгладимое впечатление.
- Да, мой друг! - даже воскликнул он в конце моего рассказа. - Не многим из смертных впадают на долю такие приключения и невероятные события! Несомненно, Всевышний был на твоей стороне!
- Да, пожалуй, - легко согласился я, хотя мне было лучше известно, какими усилиями и, с помощью каких сил, я смог выйти, что называется, сухим из воды, во всей этой истории.
Мы ещё поговорили о разных удивительных вещах и запомнившихся мне любопытных событиях. А напоследок Его Величество неожиданно спросил:
- Скажи мне, Гвидо, не таясь, ведь ты честный человек, что думают обо мне и о моём правлении в народе? И среди знати и среди простолюдинов?