Это, конечно, была ложь. Дядя, устроивший его на должность Дун Сотелейнена, любил его, пусть и по- своему, да я и во время оно подыскал Гиркасу по дружбе пару мест. Но такой уж был он человек, что не мог жить без мелодрамы, и, натешившись вдоволь своим гневом, частенько переходил от негодования к восхвалению собственной особы, как делают все конгары.
Случилось так и на этот раз. Выпалив тираду, Гиркас отдышался, вытер со лба выступивший пот и заговорил спокойнее:
- А самое страшное, что вы, милая, совершенно не знаете конгаров! Вам кажется, будто стоит хорошенько попросить, и они помогут вам отыскать эту самую Восьмую, да ещё и преподнесут вам её на блюдечке! Трижды ха! Хороший я Дун Сотелейнен или плохой, но конгаров знаю получше вас! Во- первых, твари это зловредные и подлые, а если взять того же Конкаса, моего слугу, то ещё и вонючие!
- А во- вторых? - улыбнулась перфекта. Её, женщину мудрую и опытную, не мог не забавлять этот человечек, который, повинуясь непонятным импульсам, кидался из крайности в крайность.
- Во- вторых, все они, как один, мерзавцы, и способны на любое коварство!
- То есть без вас мне никак не обойтись?
- Конечно! - выпалил Гиркас и замер в ожидании ответа. Вид у него в этот момент был преглупый.
- Значит, договорились, - сказала Седьмая. - Теперь слушайте мой план. Отъезжаем мы завтра...
- Завтра? - переспросил Гиркас, - Нет, завтра я не могу. Я должен... У меня много дел!
- Завтра, - повторила перфекта. - Мы отъезжаем завтра.
- Ну, хорошо.
- В десять часов утра.
- Это слишком рано! Я не могу так!
- В Дипгородке мы должны быть к вечеру. Там нас встретит военный комиссар Торакайской бойни, которому я отправила письмо. Будем надеяться, - вздохнула перфекта, - что он окажется приличным человеком, не то, что...
И вновь Гиркас взвился на дыбы:
- Не то, что я? - чуть ли не закричал он. - Вы хотели сказать: не то, что я?!
- Да, - ответила Седьмая. - Я хотела сказать: не то, что вы. Раз мы с вами отправляемся в опасное путешествие, давайте будем друг с другом честны. Вы - совсем не тот человек, которого я хотела бы видеть на своей стороне. Вы неряшливы, истеричны, невежественны и грубы. Когда я увидела вас впервые, я подумала, что вы - конгар. Тем не менее, вы вполне можете сыграть свою роль. Ничего страшного, что вы не знаете, кто такой Дун Сотелейнен и что он должен делать. Большая Одиссеева книга говорит, что и сами конгары затрудняются сказать, кто это и какова его роль. Говорит она, правда, и о том, что любой, кто пытается выяснить у конгаров правду о Дун Сотелейнене, сам Дун Сотелейненом являться не может - поэтому держите язык за зубами, хорошо?
- Договорились, - мрачно сказал Гиркас. Запрет чесать языком пришёлся ему не по вкусу. Недаром он звался Гиркасом, что буквально в переводе с конгарского значит "большой рот". Трепло, если по- простому.
- Далее, - продолжила перфекта. - Во время путешествия я требую, чтобы вы:
А) не пили ничего крепче чая,
Б) как можно чаще мылись,
В) каждый день меняли нижнее бельё.
Всё остальное за вас сделает ваша должность. Вы поняли, Гиркас? Теперь об оплате. Больших денег я вам заплатить не смогу, предупреждаю сразу. Десять тысяч драхм вас устроит?
- Двадцать, - сказал Гиркас.
- Пять.
- Ну, хотя бы пятнадцать?
- Три. Помните, Дун Сотелейнен обязан работать бесплатно!
- Дайте мне хотя бы пять, вы же предлагали!
- Договорились, - перфекта вновь улыбнулась, на этот раз - устало. Глядя на её бесконечно красивое лицо, Гиркас вдруг отчетливо понял, какого напряжения стоил ей этот разговор. А ведь впереди её ждут конгары, ужасные, отвратительные, грубые конгары! И всё- таки, какая у неё грудь...
- Хорошо, - сказала перфекта, - я рада, что мы пришли к соглашению. Перед тем, как я уйду, могу я попросить вас о маленьком одолжении?
- Конечно, - встрепенулся Гиркас. - Что угодно!
- Дайте лист бумаги.
Гиркас обшарил все ящики стола, заглянул в шкаф и, наконец, не выдержав, крикнул:
- Конкас! Конкас, где ты, чёрт бы тебя побрал?
- Здесь, - раздался из прихожей голос Конкаса, сиплый после сна. - Чего тебе?
- Где бумага?
- Там!
Следуя этому сомнительному указанию, Гиркас пошарил на подоконнике и извлёк из- под горшка с геранью серую четвертушку бумаги.