ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ
Сэм сидел в пилотской рубке и грустил. Межпланетные путешествия - скука смертная, если, конечно, это не разведывательный вылет. Выведя на носовой экран тетрис, Беккет убивал время. Когда открылся люк, и в рубку вплыла Фредерика, Сэм даже удивился. С чего бы это? К нему сюда забредала только Саломея. То, что его посетила именно баронесса, а не швея, легко было понять по надетому на руку женщины Омрону.
- Как дела? - спросила гостья.
- Нормально.
- Слушай, Сэм, нам с Петой нужен один час с ускорением в один Джи.
- Зачем это?
- Ну там в душ сходить с комфортом, да и вообще. Это ты привык в туалет в вакууме ходить.
- Не в вакууме, а в невесомости, - поправил её Беккет. - Нашей полётной программой не предусмотрено ускорение в один Джи в течение часа. Мы уже прошли разгонный участок.
- Ну ты же потом компенсируешь часом торможения, а? - попросила Фредерика.
- Ладно. Вот уж не думал, что вы так цените комфорт, - заметил Сэм. - Миранда... То есть Саломея мне все уши прожужжала, что любое удовольствие - это грех.
Гостья хохотнула:
- Да, есть за ней такое. Ты, главное, её не слушай. На самом деле, она та ещё еретичка, если между нами. Мы однажды чуть не погорели из-за её воззрений.
- Это как? - заинтересовался Беккет.
- Как-то раз Саломея решила, что раз она святая, то ей непременно стоит написать какой-нибудь богословский труд в назидание потомкам. В итоге, она месяц усердно работала по ночам. Я не вмешивалась, а зря. Едва дописав послесловие, она отправила сей труд на рецензирование, причём не кому-нибудь, а самому Экзарху Марса. Он почитал за завтраком и пришёл в ужас. Разгневался страшно. Вызвали нас с Саломеей на ковёр - для разбора полётов. Я уломала охрану, чтобы нас пустили к нему с моим Омроном, потому что я везде с ним на иконах изображена, и всю аудиенцию продержала его надетым на руку. В итоге, с Экзархом общалась именно я, а не Саломея.
- И что Экзарх?
- Кричал, ногами топал, даже разок мне по хребтине посохом своим съездил. Попутно он объяснил, что если я, дочь ехидны, погубить себя решила, то нечего его за собой в Геенну Огненную тащить. Если эта еретическая писулька попадётся кому-нибудь на глаза в Патриархии Земли, то меня казнят, а его разжалуют и сошлют на Ганимед - на вечный затвор в ледяную келью.
- Жёстко.
- Наш Экзарх, на самом деле, очень милый и душевный человек, - объяснила Фредерика. - Это его третье перерождение в данной должности. У него двенадцать сыновей по всей Солнечной системе батюшками служат. Посуди сам, было бы глупо губить столько добрых людей из-за того, что у одной полуграмотной сестры милосердия слишком оригинальный взгляд на Бога и на Церковь. Так что, я горячо согласилась с доводами Экзарха, глубоко раскаялась и клятвенно пообещала, что больше из-под моей руки не выйдет ни строчки богословского текста. Он меня извинил, добрая душа, и на прощанье даже обнял и в макушку поцеловал. С тех пор я пристально слежу, что Саломея делает и что кому говорит, чтобы больше таких подстав не было. Уж куда как я всегда была человеком мирским, а и то разбираюсь в официальном богословии лучше неё - наблатыкалась за сотню лет.
- Даже странно, - удивился Сэм. - Саломея всё-таки монашка.
- Кто монашка? - смутилась гостья.
- Саломея.
- Да Бог с тобой, Беккет, - махнула на него Омроном Фредерика. - Какая она монахиня? Она же елисаветинка.
- Елисаветинка?
- Ага. Сестра милосердия, живущая по уставу святой Елисаветы. В отличие от настоящих монахинь, все обеты, которые давали швеи плоти, носили временный характер и длились определённое количество лет. По окончанию этого срока швея могла вернуться в мир и завести семью. Хотя наша Саломея планировала постричься в мантию и уйти в затвор сразу, как окончится война, уничтожение госпиталя поставило крест на её планах. Теперь она даже и не елисаветинка вовсе. Сто лет ведь прошло.
- То есть она не монахиня? - едва скрывая трепет, переспросил Сэм.
- Ага, мирянка она, - подтвердила Фредерика. - А чего это ты вдруг заинтересовался этим вопросом?
- Да так, просто, - не стал отвечать Беккет и сразу перевёл тему. - Слушай, кстати, я как-то спрашивал Саломею ещё в её бытность Мирандой о том, каково это - жить вечно, не тяжело ли, не притупились ли чувства и ощущения, не устала ли она, но она сказала, что не помнит последние сто лет своей жизни и поэтому не может ничего толком ответить на мой вопрос.
- Это ты, наверное, на Захария насмотрелся, потому и спрашиваешь? - предположила гостья.
- И на него тоже. Я много где читал, что человек психологически не выдержит бессмертия. Всё ему наскучивает, и он стремится лишь к смерти. Разве нет?
- Сам подумай, Сэм. Захарий, как ни крути, был глубоким стариком. Немного благодати раз в десять лет позволяли ему не умирать, но молодость это вернуть ему не могло. Он старел и старел, и недомогания его росли, а с ними и печаль. Его гормональный уровень, как и у всех стариков, был просто никакой, вот он и тяготился жизнью.
- И что?
- Другое дело - Саломея. У неё биологический возраст застрял между тридцатью и тридцатью двумя годами. Я выяснила, что её тело живёт двухгодичным циклом. В его начале ей всегда тридцать, потом она стареет в течение двух лет, а потом - бамс! - и ей снова тридцать. Не всё обнуляется, понятное дело - воспоминания, знания и навыки, а также физическая форма - всё это переносится в сохранности. Бывает даже, что к концу двухлетнего цикла мы с ней набираем пару-тройку лишних килограммов, от которых потом всё равно приходится избавляться - сами они не исчезают. Это к слову об удовольствиях. Что бы тебе ни рассказывала Саломея про свою безгрешность, но я, как её личность-дублёр, готова поклясться, что её чувства и ощущения так же ярки, как и сто лет назад. В биологическом плане, она молодая репродуктивная женщина. Ей так повезло, как ещё никому ни разу не везло. Вот, например, Пету Йагердсен воскресили тридцать лет назад, в возрасте двадцати семи лет. Все тридцать лет она каждый день подключалась к Благодати с помощью Саломеи. Способность Саломеи распространять свою Благодать на других позволила Пете оставаться молодой и здоровой довольно долго, но это всё равно не решение - рано или поздно она постареет, а однажды - умрёт. Поэтому, в конце концов, нам придётся оживить протопресвитеров и с их помощью получить доступ к "Неугасимому светодиоду".
- Кораблю-храму? - догадался Беккет.
- Именно. Это личный корабль наших протопресвитеров, и там есть всё оборудование для автономного упокоения и воскрешения. Наверняка, у них там есть копия Петы и меня. Если так, то я наконец-то отделюсь от Саломеи и верну себе своё тело. Там же мы упокоим и тебя, Сэм, на всякий случай. Такие классные пилоты на дороге не валяются, так что копию иметь стоит.
- Погоди-ка, - прервал её пилот. - Если ты вернёшь себе своё тело и переселишься в него, то вы же будете с Саломеей на одно лицо.
- Я ей новое лицо сделаю. То есть старое, конечно же, какое у неё и было изначально. Я всё-таки нейрохирург. Получится конфетка, не переживай, - успокоила его гостья. - В общем, вскорости мы планируем оживить наших благодетелей, и ты будешь их допрашивать. Так что готовься, Беккет.
- Я? Это ещё почему?
- Не дрейфь, Пета тебе поможет. Заодно и поучишься у неё. Мы с Саломеей будем следить, чтобы их жизнь не оборвалась в процессе. Вы добудете из них коды доступа и всё такое. Но для начала мы всё-таки сгоняем на Венеру. Нам нужен Эрик-провидец в команду перед тем, как бросаться в опасные приключения.
- А он согласится?
- Во время его визита на Марс, он сам нам это предложил. Посмотрим, что скажет теперь. После Эрика останется только убедить Аркадия. Он крепкий орешек, к нему близко не подобраться из-за его способности читать мысли на расстоянии и переписывать воспоминания, но вместе мы что-нибудь обязательно придумаем.
- Мечты-мечты! - скривился Беккет. - Мы ещё до твоих родственников не долетели, чтобы пересесть на "Лунную бабочку".
- Эй, пессимист, так будет нам гравитация или нет? - напомнила о цели своего визита Фредерика.
- Будет-будет. Иди уже в кресло, - ответил пилот. - Через три минуты врублю тягу.
Когда десять минут спустя Сэм перешёл в жилой модуль, он застал обеих дамочек - Пету и Миранду - сидящими на полу.