Эпилог
Неизвестное время.
Экипаж "Стремительного" ожидал решения суда, который был назначен на текущий вечер. По крайней мере так им сообщила прокуратура, не дав перекинуться с капитаном даже парой слов. Но вместо судебного вердикта им вдруг заявили, что Лаккомо приказал отправить всех домой. Что ведутся переговоры с Королем и предварительные слушания. Что сам процесс начнётся только после того, как экипаж покинет корабль.
Команда негодовала. Калэхейн впервые не стеснялся никаких выражений. Но мнение торийского народа цинтеррианцев не интересовало. Один за другим пристыковывались к шлюзам транспортные корабли, и весь личный состав числом около девяти тысяч человек в принудительном порядке выпроваживали с борта флагмана. В этой полной неразберихе никто ничего не мог узнать о самом главном -- судьбе Алиетт-Лэ, их Солнца за Горизонтом.
Неразлучная троица всю дорогу до дома провела в угрюмом молчании, держась друг друга и стараясь не поддаваться панике. Он никогда не узнает об этом, но все трое про себя называли его другом.
Только на Лазурном Берегу команде сообщили, что суд состоялся, приговор вынесен и будет приведен в исполнение.
Король не должен плакать.
Престол лишает права на слабости. Корона принуждает быть сильным и стойким, непоколебимым и лишенным сентиментальности. Пост Лоатт-Лэ заставляет быть примером для своего народа и не поддаваться на провокации.
Король должен...
Король обязан...
Король не имеет права...
Его Величество Эйнаор Сан-Вэйв плакал перед экраном визора в своем кабинете. От боли и отчаяния давило в груди. Злости почти не осталось, лишь пустота. И кислотными жгучими каплями на разум падали эти аморальные кадры. Как они посмели? Как могли? Да ещё прислали эту запись персонально, на инфоносителе, от начала и до конца.
Вместе с вежливым обещанием доставить тело на родину.
Ублюдки.
Какая-то комната с серыми стенами, тусклый белый свет, столбом льющийся с потолка. Простое темное кресло. И всё бы ничего, только прочные подлокотники были обвиты эластичными ремнями, за спинкой блестела стойка с капельницей. А в самом кресле сидел...
Брат. За что?..
Король должен быть сдержанным.
Эйнаор смотрел на картинку и не верил. Сознание плыло как в бреду, даже не слыша сопутствующую речь за кадром. Его взгляд приковала до боли знакомая фигура, молчаливая, с опущенной головой, как будто не живая.
За что? За что...
Было больно. И слезы лились от осознания, что это конец, и что руки не в состоянии дотянуться до тех, кто это совершил. Чтобы придушить, уничтожить, стереть даже память о них. Впервые в жизни Король был бессилен. Убит, растоптан, опозорен и принужден смотреть, как расправляются с единственным по-настоящему близким ему человеком.
Картинка на экране ожила -- потекла по трубке капельницы смертельная жидкость.
Нет, он не мог смотреть на это оскорбление. Не мог вынести эту жалкую мелочность. Не мог стерпеть боли.
За что!
Во вспышке последней ярости Эйнаор схватил первое, что попалось под руку, и со всей силы запустил этим в экран. Не долетев до визора, чернильница лопнула. Но ненавистная панель всё равно раскололась вдребезги под королевским взглядом.
Под звон осколков Эйнаор, пятная чернилами тяжелые длиннополые одеяния, рухнул на колени и зарыдал в голос.
Верховный Кайен Албар, онемев, смотрел крамольную запись, которой поделился с ним Лоатт-Лэ. Его сын стоял за правым плечом и в ужасе не отводил взгляда от экрана. Юный наследник не задавал вопросов отцу. Не проронил ни слова, не просил выключить это, не пытался уйти. Он смотрел и впитывал ту угрозу, которую хотели передать власти Цинтерры своим потенциальным врагам: "Смотрите, это случится и с вами, если посмеете пойти против нас". Албар не видел лица сына, но услышал как скрипнула кожа кресла, стиснутая сильной ладонью наследника. В этот миг Верховный Кайен убедился в готовности сына занять его пост.
Канцлер Кэрейт дождался, пока официант выйдет из его покоев, и приступил к обеду. Сегодня у него снова был рыбный день. Возможно, очень скоро такие блюда станут редкостью даже у него. А то и вообще пропадут из рациона. Кэрейт очень любил рыбу син с торийских берегов, но понимал, что чем-то все-таки пришлось бы пожертвовать.
Жаль.
Визор на стене беззвучно показывал новости общефедерального канала о прошедшем суде, но, взяв в руки столовые приборы, канцлер голосом переключил устройство с видеорежима на канал "Культура".