Даниэль потягивался и ходил по комнате, дрожа от напряжения и непривычки. 'Клетка' выводила его из себя.
- Омерзительно. Еще немного, и все будет кончено, а потом доживу в этом никчемном теле, и в следующем воплощении снова рассыплюсь на молекулы воздуха. Я же воздух, изначально был им.
- Вот откуда цвет наших глаз, - осенило меня. - Не зря говорят, что глаза - зеркало души. В твоих просто видна твоя сущность, твоя душа эфемера воздуха. Мои в идеале должны быть серебряно-серыми, как моя душа - древний океан, но из-за нашей связи, из-за моего чувства к тебе во всех человеческих воплощениях они изумрудные, как и твои. Моя душа отражает тебя, как в первой нашей жизни в поверхности древнего океана отражалась зелень бескрайнего небо.
Он подошел, присел, склонился, почти успокоился, еще немного овладеет собой и начнется. Земля уже скапливала вокруг нашего силового купола все запасы своих оборонительных ресурсов. Я чувствовала, как она безуспешно пытается отыскать брешь в нашей гибкой защите.
- Ты грустишь? - удивленно спросил он, разрезая голосом темноту.
- Нет, слушаю твое дыхание. - Разговаривая, мы одновременно сдерживали воздействие природы, кажется, на нас наседало нечто, сплетенное из колких полосок непрекращающегося дождя и липкого цепляющегося шквального ветра. Городок превратился в глаз тайфуна. В тоже время я перебирала прочные бесчисленные нити связи, все от меня к нему и ни одной в обратном направлении. Больно, но что же делать. Временами к горлу подкатывала тошнотворная ненависть ко всему, что происходило и что окружало, человеческий мир давил мне на плечи, словно я весь его несла на себе, и тогда скорбным мыслям некогда было пробиваться на поверхность, и моя половина нетерпеливо ждала кульминации. Лишь Даниэль являлся остужающим оазисом в этой выжигающей пустыне ненависти, и порой, когда красная пелена ярости рассеивалась, через силу хотелось выкрикнуть прямо в его острое, будто в высеченных гранях лицо, что не предусмотрено для него следующей жизни, что это для него конец. Но какой там, такое не то что словами сказать, невозможно даже световыми вспышками выразить. Информация строго для усвоения, но никак не для передачи и распространения, надежная стопроцентная защита, а я вот раньше наивно полагала, что такого не бывает, что все можно обойти, дело лишь во времени, но оказалось, что сообщением Водной нельзя поделиться даже спустя миллиарды лет.
За сдерживающей границей силы, километрах эдак в тридцати - сорока, о невидимую преграду безжалостно, но бесполезно билась озверелая стихия, она ныла и стонала, упрашивала и требовала. Планета бушевала, пытаясь дотянуться до нас. Вот моя осень, и такой она бывает. Местные жители, уже, наверное, сломали головы, разгадывая причины этого странного явления, внутри которого мирно засыпал спокойный городок, а за неровной невидимой границей сдувало черепицу с крыш и подымало вверх рекламные щиты, и клубило, и корежило, и уносило, щедро поливая непрекращающимся ливнем и засыпая увесистыми градинами.
Даниэль опустился рядом, притянул к себе, обнял, прижался лбом к моему лбу.
- Девочка, так надо, ты же знаешь. - Голос вкрадчивый и убедительный. 'Он думает, что разделение станет для него распахнутой дверью из тугой клетки тела в свободу, а на самом деле оно его убьет. Что их всех - да плевать мне на это, сколько людей сейчас пронизывают плети силы, один легкий вздох, и их энергетическая субстанция пополнит запасы планеты для нашего возрождения, ничего не чувствую по этому поводу, полное равнодушие. Но наши действия приведут и к его смерти, а вот это уже невыносимо. Я не позволила изуродовать его жизнь собой в восемнадцатом, не отдала в руки инквизиции в пятнадцатом, сдавшись на милость только разъяренной планете из эпохи велдов, а теперь вот должна позволить уничтожить окончательно и бесповоротно. На одной чаше весов он, на другой водные, земные, воздушные, космические, не истязающие природу, умеющие сосуществовать с ней в полной гармонии. Возродившись, моя цивилизация сольется с далекими звездами, познает тайны вселенной, наполнит счастьем исказившийся от человеческого засилья мир, ради этого я смогу, я сильная. Только бы мне, подпитываемой яростью и ненавистью к человечеству, хватило духу сознательно оборвать Его жизнь. Навсегда. Такова цена'. Совершенная нежность на деле обернулась совершенным злом.
Я смотрела в одну точку, уткнувшись в его плечо, вдыхая его запах, а в глазах застывшими ледяными каплями стояли слезы, тело требовало рыданий, вступая в конфликт с внутренней сущностью. Он теребил меня и ждал каких-то слов. 'Может, предчувствует опасность, сомневаюсь, что всерьез переживает за меня', - думала я и молчала, какие уж тут разговоры.