Боб кивнул и начал поворачиваться вперед. Он все еще колебался, хотя все нутро его кричало ему о том, что здесь что-то нечисто. "Завтра найдут холодный американский труп без паспорта, - где-то внизу живота, где застряло на пути к пяткам его трепещущее сердце, причитал внутренний голос. - И моя русская Люда так меня и не дождется. Как там у них в песне? "Лежит он в канавке напротив пивной и в рот ему писает Жучка?" А если это все же настоящий полицейский? Что же делать?!".
Боб резко развернулся к своему провожатому, выхватил паспорт и что есть силы врезал полицейскому коленкой в живот. Комок жевательной резины вылетел ему прямо в лицо, оставив на щеке склизкий мазок. Парень сложился пополам, но все же успел схватить Боба за куртку. Его правая рука пыталась вытащить револьвер из заранее расстегнутой кобуры. Боб ударил еще раз, сбивая удерживавшую его руку, и бросился бежать. Сзади неслась ругань на польском, потом раздался топот форменных ботинок и пыхтение. Сквозь шум в ушах и хрипоту собственного дыхания Боб уловил, что за ним гонится не один человек - как минимум двое. Дома, мимо которых он бежал, были безжизненны. Лишь раз из подъезда вышел пожилой мужчина и, повинуясь властному окрику полицейского, попытался задержать беглеца. Но Боб сумел оттолкнуть его в сторону. Он вырвался на привокзальную площадь и бросился через нее наперерез, в здание вокзала. Таксисты, из-под колес которых он выскакивал, словно заяц из-под ног гончих, материли его на своем смешном языке. Боб остановился, лишь оказавшись внутри вокзала - за ним уже никто не гнался - и пошел к полицейскому посту.
...Начальник привокзального участка полиции Пан Гжешик Габровский не говорил с посетителями по-английски. Он считал себя истинным европейцем и стремился им быть во всем. А Европа не любит английский, прежде всего потому, что на нем разговариваю англичане и американцы. Но пан Гжешик был к тому же поляком и так же, как англичан, не любил русских. Когда он произносил слово "русский" его уста наделяли его тем максимумом оттенков презрения, которое способна вместить эта простенькая лексема. У него не было двух дочерей, как у мистера Маклторфа, зато оба его сына выросли здоровенными лбами и сейчас возвышались прямо за его креслом, поскрипывая кожаными ремнями амуниции. Они были удивлены, он спиной это чувствовал. Им не терпелось расспросить этого янки, ехавшего в Россию, но субординация - служебная и семейная - не позволяла.
Янек выступал в роли переводчика - у них в семье изучение языков считалось необходимым для успешного продвижения по карьерной лестнице, что, впрочем, так и было. Янек прекрасно знал, что отец понимает сбивчивую речь янки, но терпеливо повторял на польском его рассказ. Он привык к странноватой манере пана Гжешика общаться с приезжими американцами и англичанами через посредника. Мало ли какие причуды бывают у стариков, да еще патриотически-настроенных. Да еще и получивших в свое время травму головы, после которой у отца намертво отбило чувство юмора. А вместе с ним и кое-какие другие чувства, которые ему бы не помешали. Впрочем, папе он об этом не посмел бы сказать ни при каких обстоятельствах.
- Так вы знаете русский? - перевел Янек.
- Знаю, жил в России, - отвечал Боб.
- А они знали, что вы знаете?
- Нет, он был один и говорил на английском.
- Нам очень жаль, пан Горский, что с вами приключилась эта беда у нас в стране. Приносим свои извинения. Кстати, откуда такая фамилия? Вы славянин?
- Бабушка из Одессы. Скажите, а их задержат?
- Теперь, с вашей помощью, думаю, что да. Вы ведь разглядели этого... полицейского? Расскажите еще раз подробно, как все произошло. Он подошел к вам не в самом вокзале, а на краю площади?
Боб вздохнул и по третьему кругу повторил свою историю. К счастью, хотя бы наводящие вопросы поляк задавал каждый раз новые. Наконец, с допросом было покончено, место преступления - та самая подворотня - осмотрено и его описание занесено в протокол. После того, как просмотр многочисленных фотографий варшавских жуликов ничего не дал, приступили к фотороботу. На составление его ушло почти все оставшееся до поезда время. Получившаяся физиономия сильно смахивала на Тома Круза. Пожилой поляк еврейской наружности, возившийся за компьютером, вывел изображение на принтер и долго его разглядывал. Потом усмехнулся и понес нечистый лик - принтер немного пошаливал и щедро лил краску на края печатного поля - к пану Гжешику. Едва взглянув на "портрет" работы Боба и пожилого еврея, начальник привокзального участка полиции сказал что-то, от чего у Поля, брата Янека, случился приступ смеха.
- Он говорит, что знает, где искать этого парня, - сказал Янек Бобу, - но голливудские копы вряд ле дадут нам ордер на его арест. А вы ничего не напутали? Точно?