Владыка водной стихии Кэртиэль, по крайней мере, так он себя называл, удобно расположился на своём, не намного уступающим богатством и роскошью золотому творению Имморталиса, троне, сделанном в форме морской волны, украшенного крупными сапфирами и сделанного целиком из чистого серебра, и нервно теребил локон своих длинных ухоженных волос.
Последний член Совета устроился на самом простом на вид возвышении, которое больше все напоминало застывший кусок подземной лавы, что поднимается иногда на поверхность из самого сердца земных недр, но никто из присутствующих не обманывался на этот счёт. Все чувствовали, как внутри него пульсирует могучая, грубая сила, которая, казалось, была родом оттуда, откуда и та непонятная субстанция, из которой и было сделано это странное сиденье. Его владелец был невысок ростом, абсолютно лыс и фигурой больше всего напоминал уродливого борца-тяжеловеса.
Лишь два кресла сегодня оставались пустыми. Первое было искусно вырезано из дерева редкой, драгоценной породы палисандра, и выкрашено в дымчато-серый цвет. Оно сочетало в себе изящество и простоту, те качества, что так свойственные людям благородного сословия, по крайней мере, лучшим его представителям, и принадлежало Богу Ветра и Вестнику Воли Верховного Владыки Самхейна Воронвэ.
Второе же....О, второе кресло, а точнее громадный трон, находящийся как бы во главе большого круглого каменного стола, было самым выдающимся предметом в этом величественном зале. Абсолютно чёрноё, лишённое даже малейшего намёка на какие-либо украшения и орнаменты, оно создавало впечатление принадлежности к силе, способной, казалось, гасить и зажигать звёзды.
Ни один из присутствующих в здравом уме и твёрдой памяти никогда бы не осмелился занять его. Ибо это означало смерть. Последнее кресло принадлежало тому, по велению кого они и собрались здесь, тому, кто был сердцем и душой данного совета, самому Владыке Хаоса, Великому Завоевателю, Потрясателю Основ Вселенной, Повелителю Самхейну.
* * *
А тем временем конь и его жуткий всадник примчались прямиком к зловещего вида тёмной парящей в небесах громаде. Не прерывая бешеной скачки, конь расправил, непонятно где располагавшиеся до этого огромные чёрные крылья и полетел прямо на неё.
По мере приближения загадочная громада оказалась островом, расположенным высоко над землёй. Открывшаяся панорама впечатляла: на тёмной базальтовой основе располагалось шесть величественных замков, пять меньших окружала шестой, который был несоизмеримо больше остальных и напоминал старого могучего воина-патриарха, окружённого со всех сторон своими малолетними детьми.
Первый замок сиял нестерпимым светом и поражал своим богатством и великолепием, сделанный из чистого золота, он стоил, наверное, как небольшое княжество где-нибудь на востоке империи, его вычурная конструкция сама по себе была произведением искусства, а многочисленные воздушные арки и изящные башенки говорили о том, что построившие его были не лишены чувства прекрасного и знали своё дело.
Второй, гораздо более скромный, из простого серого камня, но обтёсанного столь идеально, что с первого взгляда становилось понятно - его строили не человеческие руки, восхищал строгостью и соразмерностью пропорций и казался совершенным в своей законченности, безо всякого намёка на чрезмерность или излишества. От него исходило ощущение надёжности и некой отстранённости от окружающего мира, становилось понятно, что если хозяин первого замка любит увеселения и пиры, то второй в большей степени стремится к уединению и покою.
. Третий шедевр архитектуры был примечателен мрачным тёмно-багровым цветом толстенных стен и обшей приземистостью конструкции. От него так и исходило ощущение грубой злости, чёрствости и равнодушия к страданиям других, становилось понятно, что его владелец не отличается кротостью и добротой, да и вообще лучше держаться от него и от его жилища как можно дальше.
Четвёртое творение, скорее наминало древние пирамиды-захоронения султаната Сархалион, нежели обитаемое жилище. Серого, цвета праха стены и сама форма здания навевали мысли о вечности, о тленности бытия, о торжестве и величии неотвратимой смерти и, как вывод, бренности и ничтожности человеческой жизни.
Пятая конструкция была, пожалуй, самой необычной. Перекрученные немыслимым образом линии этой постройки наводили на мысль о психическом нездоровье её обитателя. Несмотря на нежно-голубой цвет, на неё почему-то неприятно было смотреть, чувствовалось в ней нечто болезненно-гнилостное, противное всему живому. Эмоции, которые она вызывала, правильнее всего было бы, наверное, охарактеризовать как омерзение, с её владельцем не хотелось встречаться даже больше, чем с хозяином тёмно-багрового "шедевра" архитектуры.