- Да Юлька уехала, и мои ключи куда-то задевались, ну вот и сделал временно, чтоб подъезд открывался от кнопки, мне ж надо на улицу иногда выходить.
- А квартира? - Денис вынул из внутреннего кармана бутылку водки и поставил её на низкий столик перед диваном, где уже лежала стопка коробок. - Дверь открылась, едва я вышел из лифта, ты в камеру хоть взглянул?
- Слушай, ну чё ты разворчался, как старый дед? Я же знаю, что это ты!
- Ага, генопта тебе ещё и третий глаз разбудила! - Денис улыбнулся, наблюдая, как, разговаривая с ним, Валента параллельно работает сразу на двух виртэках и вдобавок помаргивает то одним глазом, то другим, потому что юнифон скринит ещё и на его контактные линзы.
- О баг-задораг! Снова-здорово! Когда ж ты уже устанешь этой геноптой мне синапсы чистить?
- А это я так завидую! - Денис рассмеялся. - Повезло тебе с предками, что рисковые попались.
- Ага, охренеть просто, как повезло! - Валента свернул виртэки и повесил юнифон в режим ожидания. - С пятого класса в детдоме, и как раз потому, что такие рисковые! - Он встал. - Пошли что ль, за стол?
- Как там мать-то? - спросил Денис, садясь на диван.
- Да так себе... - Боря взял коробку и застыл, уставившись на собственные руки. - Я ездил к ней недавно, выглядит вроде нормально, но... Знаешь, все эти, как их теперь красиво называют "пенитарные нейропроцедуры"... люди от них такими... странными становятся... ну, ты понимаешь?
- Да... - кивнул Денис. - Но, наверное, это же лучше, чем, как раньше, просто сидеть в тюрьме пожизненно? - неуверенно проговорил он. - Или ты считаешь... - Денис умолк.
- Не знаю, Кулак, не знаю! - Валента бросил коробку обратно. - Я когда с ней разговариваю, вижу, что она больше не думает об отце. Никогда не думает, словно его вообще на этом свете не было.
- Да ну! - Денис взял коробку и, сорвав гермошнур, снял крышку. По комнате сразу поплыл запах чернослива и жареных бараньих рёбрышек. - Ты преувеличиваешь. То, что она не говорит об отце, не значит, что она о нём забыла. - Сглотнув слюну, он поставил коробку на стол. - Про тебя, своего сына, она же помнит?
- Помнит... но... у меня такое чувство, что если я вдруг перестану с ней общаться, то она и не заметит. После освобождения она ни разу сама не позвонила, не поинтересовалась, как я. Инициатива всегда только от меня исходила. Звоню, напрашиваюсь в гости, она с радостью соглашается. Я прихожу, она улыбается, чаем поит, про свою работу на заводе рассказывает, как там все её трудолюбием довольны... потом спрашивает, как у меня дела, как внучка, я отвечаю, но, знаешь, не могу отделаться от мысли, что стоит мне уйти, как... - Валента повёл рукой перед лицом. - Всё стирается.
- Но это же... - Денис вскрыл ещё одну коробку, выпустив облачко пара от как будто только что сваренного риса. - Это же можно проверить! Спроси её об отце.
- Меня предупредили, чтобы я лучше не говорил с ней об убийствах, - перебил его Боря, - но я не выдержал, спросил.
- И что она? - Денис вскрыл третью коробку: там оказалась шеренга ровных солёных огурчиков.
- Просто перевела разговор на другую тему! Спокойно так, словно и не заметила, представляешь? - Валента так яростно потёр глаза, будто хотел их внутрь черепа вдавить. Брови спутались, взгляд стал диковатым. - Калека с обрезанным мозгом, у которой как минимум треть котла загашено... конечно, она больше никогда и никого не убьёт, тупица позитивная! Нет, это не моя мать, чёрт, Денис, это уже не она!
- Ну... может быть...
- Нет, Кулак! Не может. Потому что это какой-то бред! Человек должен помнить, что он сделал и для чего. Иначе всё бессмысленно! Когда мать арестовали, я был в шоке, мне было ужасно, но я всё равно её любил! Я знал - убившие моего отца больше не живут на этом свете. Так сделала моя мать, которая одна, без помощи полиции, сумела их выследить и уничтожить. Собственными руками. И это правильно, пусть даже из-за этого нам с мамой приходилось надолго расставаться. Весь детдом знал, что моя мать - самая крутейшая в мире тётка, и это помогало мне выжить. Я понимал её, понимал и любил... пока не внедрили эти чёртовы процедуры!
Денис вспомнил Илью, и в груди неприятно заныло. Вот уже два года, как нейропроцедуры вошли в практику, и теперь их различные вариации применялись не только в тюрьмах, но и в психиатрических лечебницах. Конечно, преступникам их делали, не спрашивая согласия, по решению специальных комиссий, а больным - только с одобрения самого пациента, или, если он признавался неадекватным, с разрешения родственников, но где гарантия, что сам Илья или Мария (если парнишка вдруг потеряет связь с реальностью) не согласятся? Врачи, особенно психиатры, так хорошо умеют убеждать...