— Спасибо, Галчонок, — сказал я и тоже попытался улыбнуться. И не смог. — Галчонок, — добавил зачем-то я. На этот раз слово было живым, трепещущим, улетающим. Может, я и произнес его, чтоб удержать хоть на секунду, но птица уже взмахнула крыльями и грустно летела от меня.
— Может, сделать тебе свежий кофе? — спросила Галочка и вдруг заплакала.
«Конечно, — зло подумал я, — жалко расставаться с раутами и пресс-конференциями». Подумал, и мне стало стыдно. Я встал, поцеловал Галочку в лоб и ушел.
— Что-нибудь случилось? — спросила мать, когда я пришел домой. — У тебя такой вид…
— Да абсолютно ничего не случилось, если не считать таких пустяков, как пути развития человечества и то, что я сейчас расстался навсегда с любимой девушкой.
— Очень остроумно! — саркастически воскликнула мать и затянулась своей неизменной сигаретой.
— Хватит вам всем меня мучить! — гаркнул я и захлопнул с силой дверь моей комнатки. Тоненько звякнул стакан на письменном столе. И тут же звякнул параллельный телефон. Мать побежала звонить подругам, какой я истерик.
— Я должен тебя поблагодарить, — сказал я Яше, когда все ушли и мы остались одни.
— За что?
— За то, что ты спросил Галочку, любит ли она меня.
— Это помогло вам расстаться?
— Нет, что ни говори, а все-таки иногда можно отличить искусственный разум от обычного. Человек так не сказал бы.
— Не юли. Я спросил, расстались ли вы?
— Да, Яша. Если бы не ты, мы скорей всего поженились бы и прожили долгую жизнь.
— Без любви?
— Сколько угодно. Есть вообще такое направление, представители которого считают, что начинать совместную жизнь супругам следует, не любя друг друга. Им тогда нечего терять.
— Очень остроумно, — сказал Яша почти таким же голосом, что моя мать. — Но вообще я нервничаю.
— Из-за чего?
— Как, неужели ты забыл? Завтра мне должны дать тело робота, и я обрету хотя бы ограниченную подвижность. Скажу тебе откровенно, мне изрядно надоело смотреть полтора года на одну и ту же стену.
О господи, как я мог забыть! И не успел я отругать себя за непростительную эгоистическую забывчивость, как дверь распахнулась и в комнату заглянула голова Германа Афанасьевича.
— Как, и вы здесь? — спросила голова.
— А я не знал, что вы задержались так поздно.
— Колдовали все в мастерской, тележку для Яши доводили.
— И как? — спросили мы с Яшей одновременно.
— Смотрите, — небрежно сказала голова и исчезла, а вместо нее в дверь въехала небольшая тележка с тумбообразным туловищем и двумя опущенными руками.
— И я смогу по собственному желанию передвигаться с места на место? — спросил Яша.
— Еще как! — с гордостью сказал Герман Афанасьевич. — А что, может, попробуем сейчас?
— Сейчас, сейчас, — заверещал Яша.
Мы подкатили тележку, подняли Яшу и осторожно опустили на тумбу.
— Займитесь-ка кабелем, Толя, а я укреплю его и подсоединю управление.
Через полчаса мы отошли на несколько шагов, и Герман Афанасьевич сказал:
— Ну, Яша, с Богом. Только осторожно. Тебе еще нужно освоить управление. Главное, не торопись.
Тележка дернулась, но не тронулась с места.
— Ничего, ничего, не нервничай, — сказал я, чувствуя, как весь напрягся, помогая мысленно Яше.