Я показал Ромке на хвост, он понимающе кивнул головой и переложил пику из левой руки в правую. Мы начали осторожно подплывать к ящеру. Чудовище не обращало на нас ровно ника- кого внимания. Казалось, оно целиком было поглощено процес- сом переваривания несчастной Милки.
Я не знаю, как это случилось. Мы никогда не говорили, что чудовище нужно убить. Речь шла лишь о съемке и возможной обороне. Но тут я с замиранием сердца ждал, что Ромка всадит в ящера копье. Я бы и сам всадил, будь оно у меня в руках. Почему это так, я даже не берусь объяснить. Может быть, Мил- ку было жаль, а может…
Ромка метнул копье прямо в огромный, затянутый тонкой ко- жистой пленкой глаз. Чудовище вздрогнуло и рванулось прочь. Ромка резко вырвал копье из раны и бросился вдогонку. Я уст- ремился вслед. Ящер кидался из стороны в сторону. По воде расплывались облачка коричневатого дыма. Я даже не сразу по- нял, что это кровь.
Вторым сильным взмахом Ромка всадил копье в морду подра- ненного гиганта; удар пришелся между двух больших наростов. Копье, однако, скользнуло в сторону, наверно, наткнулось на кость. Ромка оказался в опасной близости от головы. Я резким ударом ласт приблизился к ящеру с другой стороны и ухватил его за огромную перепончатую лапу. Лапа рванулась и рассекла мне руку тремя острыми когтями от кисти до локтя. Ромка, воспользовавшись удобным моментом — он оказался под ящером, — вонзил пику прямо в незащищенное горло. Оружие ушло в тело на целую штангу. Орудуя копьем, точно ломом, Ромка надавил на него обеими руками. Шея животного была почти перерезана, и оно, конвульсивно вздрагивая, стало медленно опускаться на дно, как кленовый лист в безветренный осенний день.
Воздуха в баллончиках оставалось не так уж много, и нам следовало поторопиться. Рука моя болела все сильнее.
Мы быстро нырнули и, подхватив издыхающее чудовище за ог- ромные лапы, поплыли к берегу. Я с опаской поглядывал на пе- репончатую когтистую лапу и крепко сжимал ее обеими руками. Ящер не подавал признаков жизни. Это было странно. У прими- тивных существ с малоразвитым мозгом агония может длиться очень долго. Кто не видел петухов, бегающих по двору после того, как им отсекли головы?…
Но особенно размышлять не приходилось. Мы плыли и благос- ловляли закон Архимеда — на суше нам не удалось бы сдвинуть чудовище с места. Дно постепенно повышалось. Стало светлее. Появились первые кустики элодеи и перистолистника.
Вдруг я почувствовал себя плохо. Мне стало очень холодно. Вода пропитывала влагоемкую шерсть в разорванном рукаве, тонкими, холодными ручейками стекала по спине и груди. Боль накатывалась, как волна, в такт ударам сердца. Все сделалось призрачным, нереальным. Я видел, как колышутся грязно-зеле- ные заросли рдеста и подо мной вскипают и расходятся пузыри. Потом мне показалось, что сердце переместилось в мозжечок и стало стучать, как молот, гулко и болезненно.
Мне уже не хватало воздуха. Я крепко сжал зубами загубник и, часто глотая слюну, попытался отогнать подымающуюся отку- да-то с темного дна тошноту. Руки и ноги сделались чужими, я не чувствовал их. Кое-как вцепился в когтистую лапу и повис под боком чудовища. Хотелось передохнуть хотя бы минуту, прийти в себя, отогнать непонятную дурноту и плыть дальше.
Тусклая солнечная сетка лениво колыхалась на мягких и скользких холмиках донного ила. Лениво струились над самым дном мохнатые от тины ленты озерных трав. Возле жирного бе- лого корневища кубышки лениво рождался пузырек газа. Он мед- ленно рос, неторопливо отрывался от земли и весело уносился к поверхности. Мне показалось, что дно вдруг стало быстро приближаться. Я мотнул головой и, стараясь пересилить непо- нятное оцепенение, взглянул вверх. Надо мной висела огромная веретенообразная туша.
Вдруг от нее оторвалось что-то большое и яркое и понес- лось ко мне. «Как парашютист с самолета», — почему-то поду- мал я. Передо мной застыло розоватое расплывчатое пятно. Я до боли зажмурился и сразу открыл глаза. Из-за овального стекла маски на меня смотрели удивленные и немного сердитые глаза Ромки. «Почему же мы не плывем дальше, ведь до берега уже совсем близко?» — подумал я и попытался жестами спросить Ромку. Он ничего не понял и только нетерпеливо махнул рукой: «Давай, мол, пошли. Чего стали». Я попытался согнуть колени и оттолкнуться ластами от дна. Но меня занесло вбок. Я опять увидел рядом с собой грязно-зеленые мелкие листья, уродливую личинку стрекозы, резко сгибающую и разгибающую свое серое, членистое тело. Рука уже не болела, ее жгло, точно ее всю обложили горчичниками. Передо мной мелькнуло неясное и неу- ловимое видение. На долю секунды я узнал его и тотчас забыл. Остались лишь колышущиеся цепочки рдеста. Они мне что-то му- чительно напоминали. Но что? Все было как во сне, когда зна- ешь, что спишь, и снится что-то очень знакомое, что уже сни- лось раньше. Стараешься припомнить тот, прошлый сон и не мо- жешь. Он ускользает, как вода из пригоршни.
Очнулся я на берегу. Надо мной хлопотал Ромка. Валерия и Бориса поблизости не было. Рука была крепко забинтована, тело приятно горело. Вероятно, меня основательно растерли по- лотенцем. Под байковым одеялом было хорошо и спокойно. Щеку ласково щекотала травинка. Приятно пахли медовые травы. Де- ловито и ненавязчиво звенела оса.
Увидев, что я раскрыл глаза, Ромка смущенно подмигнул и спросил:
— Хотите немного водки?
Я покачал головой:
— Где ящер? Вы его вытащили?
— Куда там вытащил, — махнул рукой Ромка, — насилу вас…
Ромка лег со мной рядом на траву, сорвал стебелек и начал его сосать.
— Я оставил его на дне, завтра достанем. Мертвое чудовище само не уплывет…, Я заметил место по береговым ориенти- рам… Никуда оно за ночь не денется! Вы не волнуйтесь.
А я и не думал волноваться. Мне очень хотелось спать. Разговаривал с Ромкой через силу, борясь со сладкой дремо- той. Небо надо мной было синее и густое, как берлинская ла- зурь. Мне не хотелось думать ни о чудовище, ни о письмах, которые все не шли. Я скользнул в сон, как в теплую аромат- ную ванну.
Сначала нам показалось, что мы ошиблись. Мы несколько раз всплывали, чтобы проверить ориентиры, искали подводные тече- ния или бьющие со дна ключи. Мы обшарили каждый кустик водо- рослей, каждую выемку — все безуспешно. Ящер исчез. Мертвое чудовище выкинуло еще одну шутку. Действительно, черт! Ско- рее всего, рана оказалась не смертельной; истекающий кровью ящер, одноглазый и с распоротым горлом, пришел в себя и уп- лыл, чтобы умереть где-нибудь в омуте. Что еще можно было предположить? А мы-то рвались! Притащили с собой веревки и крючья, чтобы легче было вытащить огромную тушу на берег.
Разочарование было настолько сильно, что все мы переруга- лись. Даже Борис, спокойный и справедливый, обрушил на мою и на Ромкину головы самые чудовищные обвинения.
Я попытался хоть как-нибудь спасти положение.
— Как вы думаете, куда оно все-таки могло деться? — спро- сил я.
— Какое это теперь имеет значение? — махнул рукой Борис.
Ромка молча пожал плечами.
— Может быть, его унесло водой, а скорее всего, оно само уплыло, — сказал Валерий.
— Ну, если унесло водой, то это пустяки, — нарочно бодро протянул я.
— Я не заметил никаких придонных течений и водоворотов. Вряд ли его могло унести далеко…
— Тогда у нас большие шансы встретить его еще раз! И да- вайте пока не будем строить догадок: что, почему, отчего и зачем? Поймаем черта и тогда все узнаем.
— Да-а, поймаем… Как же! Ищи ветра в поле, — прошептал Борис, который никак не мог успокоиться.
— Уже раз поймали! — сказал Ромка. — Поймали и все узна- ли.
— Да будет вам, — вступился за меня Валерий. — Как будто Артур Викентьевич больше всех виноват!
— В том-то и беда, что здесь никто не виноват, — сумрачно сказал Борис.
Закатное золото залило лужи. Травы поскучнели, тронутые синью вечера. По низинам поползли первые молочные пленки ту- мана. Кричала выпь. Я подумал о веренице дней, наполненных горечью неудачного поиска. Встретим ли мы еще раз сордонг- нохского черта? Времени у нас в обрез. Через две недели мы ждали вертолет, который должен был забрать нас на Большую землю.