Со вчерашней авиапочтой мы получили три письма, и они вызвали целую бурю в нашем доселе спокойном лагере. Мы здо- рово поспорили и даже чуть-чуть поругались между собой. Осо- бенно горячился и наскакивал на меня Валерий. Ромка занимал свою, особую, по-моему, для него самого до конца не ясную, позицию, но тоже время от времени выкрикивал общефилософские положения.
Первое письмо было от матери Курилина. Она писала, что месяца два назад Борис Ревин попал в больницу в очень тяже- лом состоянии. Врачи не могли определить характер его забо- левания. Все было очень странно и необычно. Что-то вроде сильного летаргического сна. И в то же время это была не ле- таргия. От больного уже почти отказались, как вдруг за дело взялся аспирант Мироян. Такой симпатичный маленький армянин, писала Курилина. Он попросил написать Валерию, чтобы тот со- общил все известные ему подробности о Борисе.
Два других письма были адресованы мне. Я сразу проникся симпатией к их авторам. Один из них, Мироян, о котором уже упоминала мать Курилина, подробно описывал характер заболе- вания Бориса и просил меня помочь в трудном деле. Все, каса- ющееся Бориса, его очень интересует.
В третьем письме ассистент университета Флоровский расс- казывал, как выглядел и что делал Борис перед заболеванием. Флоровскому с большим трудом удалось раздобыть мой адрес, и каково же было его удивление, когда этот адрес полностью совпал с адресом Валерия Курилина, который дала Марья Ива- новна, мать молодого геолога. Он и Мироян считают, что мы больше, чем кто-либо, осведомлены о действительной причине заболевания Бориса.
И они не ошибаются. Я сразу понял, что Борис, верный сво- ей цели, взял ампулу и впрыснул себе виталонгу. Я припомнил наш последний разговор, и мне многое стало ясно. Странные вопросы и поступки Бориса выглядят теперь иначе.
— Это первая жертва вашего препарата, — мрачно сказал Ва- лерий.
Мы сидели возле палатки. Отсюда хорошо видна спокойная гладь Сордонгнохского озера.
— Я только одного не понимаю, — продолжал Валерий, — по- чему все, что ни сделает наука, приносит столько же зла, сколько и добра. Порой кажется, что лучше бы некоторых вели- ких открытий и вовсе не было. Вот, например, ваше бессмерт- ное вещество.
Вы же понимаете, какую проблему вы ставите перед людьми. Быть бессмертным! Да за это уцепятся эгоисты, дураки и про- чая и прочая! Какие могут быть странные неожиданности, какие злоупотребления! Этот случай с Борисом меня сильно настора- живает.
— Развитие человечества, — прервал его Роман, — идет с помощью метода проб и ошибок. Без ошибок нет движения, а ты хочешь, чтобы все шло гладко, без сучка без задоринки.
— Я не хочу этого, но нужно же предусматривать, куда по- ведет то или иное изобретение. Ученые должны прекратить игру с огнем. Человечество уже вышло из детского возраста.
— Я должен поддержать Романа, — начал я, — он объективно прав. Развитие мысли, науки не может остановиться из-за то- го, что возможна ошибка. Если данное открытие не сделаем мы, его сделают другие…
Пока я это говорил, из головы у меня не выходила фраза, которую я мельком видел в письме Курилиной: «…Как он был невезучим, так и посейчас остался. Лежит, бедолага, ни жив ни мертв, только Мнроянчик круг него суетится…»
— Мы сделаем все, чтобы поставить Бориса на ноги, — нео- жиданно для самого себя говорю я.
Голос у меня глухой и напряженный. Ребята с удивлением смотрят на меня. Верю ли я в свои слова? Верю. Но мне страш- но; а вдруг…
Как-то Борис сказал мне, что ему очень хотелось бы, кроме всего прочего, разгадать одну тайну, с которой связаны близ- кие ему люди. Глаза его были прозрачны и стеклянны. Он будто всматривался внутрь себя. Тогда это не произвело на меня особого впечатления, но сейчас все приобретало таинственный смысл; и неподвижный взгляд, и неистовое устремление любой ценой, даже ценой жизни, к видениям прошлого. В этом парне причудливо смешались любопытство ученого, страсть охотника, боль человека. Такая смесь чувств порой бросает людей на подвиг.
Мысль о Борисе тяжела. Но пока нужно думать только о нау- ке. С ее помощью всегда увидишь какую-нибудь тропинку, по которой придет спасение.
— Мы поставим его на ноги, — повторяю я упрямо, словно убеждаю кого-то.
Меня радуют все факты, которые сообщили мне Мироян и Фло- ровский. Это последнее недостающее звено в моей гипотезе о внутриклеточной информации. Я оказался прав. Мозг способен черпать информацию только из организма, не вступая в контакт с внешней средой. Эта информация запасена в клетках, в трид- цати триллионах совершеннейших машин памяти.
Блестящие эксперименты с двухголовым червем планарией, которые провел англичанин Мак Конелл, доказали, что сущест- вует наследование приобретенных признаков, Флоровский и Ми- роян первые увидели картины. которые нередко фиксировались в веществе наших клеток.
Копии нуклеиновых кислот, которые постоянно рождаются и рушатся внутри нас, несут в себе следы памяти и опыта, при- обретенного бесчисленными поколениями наших предков. Эти приобретенные черты непосредственно отражаются в мозгу и нервной системе. Со смертью предков приобретенный опыт не пропадает, он переходит дальше из поколения в поколение; становясь богаче и полнее.
Но не вся жизнь организма находит отражение в структуре нуклеиновых кислот. Лишь крупные, поворотные события физи- ческой и духовной жизни могут вызвать мутации. Мутация — это буквы в летописи революций. Триллионы разбуженных виталонгой клеток непрерывно посылают в мозг Бориса всю накопленную ими информацию.
Все это происходит хаотично, без всякой последовательнос- ти и зачастую одновременно. Только такой сложный н совершен- ный прибор, как церебротрон, мог разобраться в этом хаосе и разложить его по своим ферритовым полочкам.
Состояние Бориса вполне объяснимо. Никакой даже самый развитый мозг не в состоянии вместить такой напор обильной и яркой информации.
Нужно приглушить эту информацию, подавить внезапный бунт клеток. Только так можно вернуть Бориса к активной жизни. Все, что я вам рассказал, я напишу Мирояну и Флоровскому. Для них многое прояснится.
Думаю, что здесь нам во многом помогут наблюдения над сордонгнохским ящером. Эту загадку необходимо во что бы то ни стало раскрыть. Мы. обшарим все озеро сетями, пока не поймаем ящера и не поместим его в аквариум. У нас достаточно теперь для этого и сил и средств. Думаю, что поимка ящера откроет нам и другую тайну, которая так потрясла ваше вооб- ражение, Роман. Мы возьмем пробы воды и грунта, поймаем дру- гих обитателей озера, произведем радиометрические измерения. Может быть, мы и сумеем раскрыть удивительную загадку бесс- мертного ящера, узнать его историю. Я не согласен с вашей пылкой гипотезой. Роман. Почему обязательно космонавты из других миров? С одинаковым успехом все можно объяснить обыч- ными земными причинами… Объяснений можно придумать много, В этом-то вся беда. Нелегко из десяти расплывчатых и шатких гипотез выбрать одну, верную. Вполне допустимо, что бессмер- шый ящер — это фокус все той же матушки-эволюции, возможнос- ти которой еще далеко не исчерпаны. Можно гадать и искать. Я больше надежд возлагаю на второй вариант. Поэтому будем ждать фактов.