Они вышли на небольшую площадку, где было еще три черных отверстия и четвертое, прикрытое дверью из тонких бревнышек, связанных веревками.
С площадки открывался вид на горную долину, огражденную отвесными скалами. Здесь, в верхней части, долина была узкой. Противоположный склон глядел на Павлыша рядом черных дыр-пещер. На дне долины сгрудились хижины. Возле них протекал голубой ручей, который впадал в небольшое озеро, окруженное деревьями. В долину вонзался язык ледника, отороченный каменной осыпью, откуда брал начало еще один ручей, также стремившийся к озеру. Язык ледника создавал перемычку, за которой, еле различимые в дымке, виднелись заросли, тянувшиеся до самого откоса. Откос запирал долину.
— Пойдем, — сказал Старший и указал на закрытую дверь. Теперь, при дневном свете, он показался Павлышу менее похожим на разумное существо, чем Жало и Речка, чем даже воины. Хотя нельзя же мерить чужую жизнь по своим меркам. Не исключено, что местный гений куда больше похож на орангутанга, чем деревенский дурачок, могущий оказаться двойником человека.
— Опять в пещеру? — спросил Павлыш выказывая явное нежелание расставаться с солнечным светом.
— Это мой дом, — сказал Старший. — Ты не знаешь?
— Не приходилось бывать.
Возможно, духам в долине положено быть всезнающими, и Павлыш подрывал этими словами свою репутацию.
— Ты пойдешь в храм? — спросил Старший. — Ты спешишь?
Один из воинов вышел на площадку и присел на корточки у стены, греясь на солнце. Старший не обратил на него внимания. Он раскрыл бревенчатую дверь и вошел первым. Павлыш последовал за ним. В распахнутую дверь проникал свет, и ветерок шевелил мех на шкурах, которыми был покрыт пол. Посреди комнаты лежал большой плоский камень, на нем — глиняная плошка с каким-то варевом. Павлыш вспомнил, что проголодался. В углу стояли прислоненные к стене копья, громоздились глиняные горшки и плошки, рога, сучья, корни — словно в бутафорской театра.
— Я знал, что ты придешь, — сказал Старший, усаживаясь на шкуру.
— Откуда?
— Я знал.
Старший опять уклонился от объяснения. Он хитро смотрел на Павлыша, узкие зрачки сходились в черную ниточку, и казалось, он ведет игру, правила которой известны и ему и Духу, столь обыденно появившемуся в долине.
Пауза несколько затянулась. Старший ждал, что скажет Павлыш. А Павлыш не знал, то ли начать задавать вопросы о жизни племени, то ли уйти отсюда, спуститься к хижинам.
— Что вы хотите сделать с теми? — спросил, наконец, Павлыш, разглядывая собеседника.
— Отведем их в храм, — сказал Старший, как само собой разумеющееся.
— Они будут живы?
Старший не ответил. Поднес ко рту плошку и отхлебнул из нее. Павлышу не предложил. Тогда Павлыш достал из кармана скафандра тюбик с соком, откинул забрало шлема и утолил жажду. Потом положил пустой тюбик на стол. Старший смотрел на него заинтересованно, не более того. И лишь когда тюбик покатился по столу и звякнул о плошку, Старший изумился. Он отпрянул от стола, странно поглядел на Павлыша, протянул длинную волосатую руку и осторожно дотронулся до тюбика, словно ожидал, что тот исчезнет. Тюбик не исчез. Старший поднес его к носу, обнюхал и положил на место. Покачал головой.
— Ты удивлен? — спросил Павлыш.
— Духам позволено многое, — сказал Старший.
— Я хотел бы спуститься в деревню, — сказал Павлыш.
— Вниз?
— Да.
— Тебе плохо здесь?
— Нет, хорошо. Но я хочу взглянуть на деревню.
— Ты не пойдешь в храм? — спросил Старший.
— Пойду. Мне интересно сходить в храм.
Старший опять удивился.
— Интересно? — спросил он. Низкий лоб наморщился. Старший решал какую-то задачу. — Ты пойдешь в храм, — сказал он наконец. — И будешь там ждать.
— Ну, ладно, — согласился Павлыш. — И долго я там буду ждать?
— Нет, — сказал Старший.
Тюбик интересовал его. Рука все время возвращалась к нему, длинные когти переворачивали желтую игрушку.
— Ты убил Белую смерть, — сказал Старший. — Зачем ты убил ее?
— Белую смерть? — спросил Павлыш. — Я не знаю ее.
— Там, у реки. Воины сказали, что ты убил Белую смерть.
Павлыш догадался, что так называют здесь «слона».
— Да, — сказал он. — Белая смерть угрожала людям.
— Но они нарушили закон.
— А разве Белую смерть нельзя убивать?
— Жало нарушил закон.
«Господи, подумал Павлыш, разберись с ними». Беседа зашла в тупик. И Старший и Павлыш не понимали друг друга. Нечто совершенно очевидное ускользнуло от понимания Павлыша. И он чувствовал, что Старший знает больше него.
— Кто-то из твоих людей ходил в мой дом? — спросил Павлыш.
— Где твой дом? — спросил Старший.
— На берегу моря. За рекой.
— Твой дом? — спросил Старший.
— Ну, да, конечно, Я прилетел с неба. И мой дом на берегу моря. Потом я улечу обратно.
— Конечно, — сказал Старший.
— Кто-нибудь ходил туда?
— Никто не выходит из долины, — сказал Старший.
— Неправда, — сказал Павлыш.
— Никто не выходит из долины. Тот, кто выходит, нарушает закон. И его убьет Белая смерть.
— Твои воины вышли из долины, — сказал Павлыш.
— Мои воины шли по следам того, кто нарушил закон.
Заколдованный круг. Никому нельзя, но воинам можно, потому что никому нельзя.
— Пойдем, — сказал Старший. — Идем в храм.
Они вышли на площадку. Воин все так же сидел у стены, дремал. Длинная серая туча проходила краем над дальним концом долины, и там шел дождь. У одной из хижин возились дети. Ветер поднимал пыль и крутил ее смерчиком у обрыва. Планета была мирной, доброй.
— Нам далеко идти? — спросил Павлыш.
— Ты знаешь, — сказал Старший.
— Ага, — согласился Павлыш. Духу положено знать, где стоит храм.
Старший подошел к краю площадки, и там обнаружилась широкая тропа, отлого спускавшаяся вдоль обрыва. Шагов через десять Старший остановился, поглядел на Павлыша, затем неожиданно прыгнул вперед. Павлыш посмотрел под ноги. Под тонким слоем гравия и песка проглядывали сучья. Похоже, что они маскируют ловушку. Павлыш примерился и прыгнул вперед так, чтобы встать рядом со Старшим. Это сделать было нелегко — мешали вещи, притороченные к скафандру. Но Павлышу не хотелось терять престиж. Если аборигены прыгают, духу тем более положено. Прыжок был неудачным. Под башмаками хрустнуло, и земля ушла из-под ног Павлыша. Только руки остались на тропе. Вниз, в глубокую расщелину, летели сучья и камни. Павлыш даже не успел испугаться. Ноги скользили по обрыву, никак не удавалось упереться носками башмаков, чтобы вылезти на тропу.
— Помоги, — сказал Павлыш как можно спокойнее Старшему. Тот не двинулся с места. Он думал. Дух, видно, не выдержал испытания, и Старший переваривал в мозгу окрепшие сомнения.
Башмак, наконец, отыскал уступчик, Павлыш уперся локтями в край тропы и подтянулся. Вдруг нехорошее предчувствие заставило его поглядеть вверх. Старший сделал неуверенный шаг вперед, но встретился взглядом с глазами Павлыша и остановился.
— Отойди, — сказал Павлыш.
Камень, на который опиралась нога, улетел вниз за своими собратьями, но, к счастью, Павлыш уже по пояс вылез наверх. Рывком он вытащил на тропу колено и поднялся, стараясь не повредить баллонов.
Старший стоял, прислонившись спиной к обрыву, почесывая живот, блаженно сощурив глаза, будто забыл о существовании духа.
Павлыш поднялся на ноги, отряхнул пыль со скафандра и позволил себе обернуться. Ложный мостик перекрывал расщелину, уходившую до самой реки. Павлышу захотелось обидеть коварного хозяина.
— Ты боишься, что по тропе поднимутся люди снизу?
— Я ничего не боюсь, — сказал Старший. — Мы идем в храм?
— Да, — сказал Павлыш. В конце концов он сам был виноват. В следующий раз надо быть осторожнее. Нельзя расслабляться в чужом мире.