— Бумажкой? Нет! Собственными подошвами.
— Вы ходили босиком? — лицо старушки изобразило неподдельный ужас. — Сейчас же наденьте туфли!
— Успокойтесь, мисс Гримбл, — сказал Кинг. — Все в порядке, «Эскулап» сообщил: пульс и давление в норме, общее состояние характеризуется некоторой эйфорией…
— Это опасно? — старушка снова была на грани паники.
— Эйфория — это повышенно радостное состояние, — усмехнувшись, сказал Кинг. — Но не знаю, отчего оно у меня возникло.
— Ну как не знаете! — вдруг возразила мисс Гримбл. — Ведь сегодня такой день!
Кинг недоуменно покосился на экран — мисс Гримбл не отличалась особой чувствительностью, картины природы прежде никогда ее не волновали.
— Да, — неуверенно сказал он. — Утро прекрасное, роса, солнце…
— Роса здесь ни при чем.
— Тогда в чем же дело?
— Вы сами прекрасно знаете, сэр.
— Я знаю одно: утро такое прекрасное, что хочется петь. От этого у меня некоторая эйфория. У вас тоже, да?
— Не надо меня разыгрывать, сэр.
Кинг поморщился. Ему не хотелось отдавать это радостное ощущение легкости и простора, какое так счастливо снизошло на него с самого пробуждения, за ничтожное удовлетворение от победы в скучном и ненужном споре.
— Мисс Гримбл, я иду в бассейн, — нейтральным голосом объявил он. — А пока включите систему пылеудаления. Пыль я не люблю.
— Сэр, я приду и сама все вытру.
— Ни в коем случае!
— Но система пылеудаления не справляется с вашей комнатой. Здесь нужна обыкновенная тряпка. У вас полно книг, от них вся пыль. Теперь никто не держит книг в комнатах.
— Ничего не выйдет.
— Тогда включите экран, — потребовала мисс Гримбл. — Я посмотрю, что у вас творится. Ужасный беспорядок, должно быть.
Кинг саркастически улыбнулся.
— Если хотите знать, порядок есть частный случай беспорядка, а я привык выводить законы и поэтому частных случаев не переношу.
Это был точный ход. Все, что имело отношение к науке, вызывало у мисс Гримбл благоговейный трепет, Кинг поспешил заказать на завтрак молодую картошку с простоквашей и укропом, зеленый лук, редиску и ржаной хлеб.
— Но ваш желудок… — начала было мисс Гримбл.
— Послушайте, мисс, ведь я не лезу в ваш гардероб, почему вы позволяете себе заглядывать в мой желудок? — отшутился Кинг, но шутка не удалась. Мисс Гримбл обиженно поджала губы.
— Будет исполнено, сэр. Я свободна?
— Постойте, мисс Гримбл, постойте…
Он должен был что-то предпринять, потому что знал: если она уйдет обиженной, утро будет безнадежно испорчено.
— Вот что я хотел спросить… Где Нокс? Почему его нет в саду?
Упоминание о Ноксе было грубой ошибкой. Не далее как пять лет назад Кинг сам посоветовал садовнику не попадаться на глаза. Нокс раздражал его своим преувеличенно подобострастным видом. В порыве прекраснодушия Кинг забыл об этом, и мисс Гримбл взялась освежить его память.
— Нокс стриг траву, когда вы распахнули окно, он ушел.
— Почему? — глупо спросил Кинг.
— Потому что он не знал, что вы пожелаете его видеть, — отчеканила мисс Гримбл.
Но Кинг не хотел признать свое поражение.
— А вы не спросите у него, какая пташка пела сегодня под окном? — невинно произнес он.
— Пташка? — остатки бровей мисс Гримбл взлетели под самый верх лба.
— Да, пташка, — уже свирепея, повторил Кинг. — Она пела так: тинь-тир-ли-люли-тинь!
— Как, как?
— Тинь-тирли-люли-тинь! — заорал Кинг в микрофон.
— Я так и должна сказать — тинь? — мисс Гримбл безжалостно добивала его.
Кинг ударил по клавише и выключил канал внутренней связи. Его обидели. Он пытался поделиться радостью — его не поняли, хотел пошутить — на него обиделись, он предложил мир — тогда обидели его самого. Нет, не зря пятнадцать лет назад он дал зарок оставлять при себе и свои несчастья, и свои радости, ибо и то, и другое люди встречают равно неприязненно. Радости, потому что они чужие, несчастья, потому что этого добра у всех своего достаточно. Праздный разговор с экономкой с самого начала был чреват ссорой, нужно было предвидеть это.
Так продолжал думать Кинг, погружаясь в бассейн. Мысли отвлекали его от плаванья, в конце концов он застрял на мелком месте, там, где в бассейн выходила труба с подогретой водой. Теплые струи обтекали тело, навевая дремоту.
— К черту! — разозлился Кинг. — Портить такое утро из-за стычки с мисс Гримбл! Не будет этого.
И, оттолкнувшись от стенки, он поплыл. Предки наградили его крепким костяком земледельца — плечи широко разнесены на массивных ключицах, от этого гребок получается емким, и тело, как торпеда, вылетает на поверхность.
Потом он вылез на теплый гранит бортика и растерся полотенцем. От плаванья в мышцах возникло ощущение томной усталости, а кожа все еще помнила ласковый холодок воды.
Вода… Удивительная субстанция! Тяжелая и невесомая, прозрачная и сплошная, податливая и твердая! Как могло возникнуть такое из неосязаемых молекул двух газов? И хотя Кинг лучше, чем кто-либо другой, зная, как это произошло, он не мог отказать себе в удовольствии наивно восхищаться изумительной этой средой.
Возвращаясь в дом, он увидел, как за кустами мелькнула спина Нокса. Кинг хотел было окликнуть его, чтобы спросить о пташке, которая пела в кроне вяза, но, представив, как задрожал бы Нокс, если бы он вздумал заговорить с ним после пятилетнего молчания, передумал. В библиотеке у него хранился полный Брэм, по которому можно узнать о любой пташке без всякой помощи Нокса.
Несколько метров отделяло его от входа в дом, когда в глаза ему сверкнул солнечный зайчик. Кинг вздрогнул, так и есть — над оградой, как мачты в гавани яхт-клуба, колыхалась целая роща шестов с прикрепленными телекамерами. После нескольких лет затишья, когда Кинг начал уже надеяться, что о нем прочно забыли, камеры все чаще стали появляться над оградой.
Послав к чертям всех репортеров с их дурацкими затеями, Кинг легко взбежал по ступенькам, и за ним захлопнулась дверь.
— Завтракать, мисс Гримбл! — крикнул он, войдя в комнату и включив канал связи.
В стене раскрылся проем, и транспортер доставил поднос с завтраком, Вдохновленная ссорой мисс Гримбл превзошла самое себя: дымились округлые ядрышки картофеля в узорчатых лапках укропа, редиска нарядно алела среди пучков зеленого лука, а простокваша застыла в горшочке монолитным куском.
— Вы чудо, мисс Гримбл! — воскликнул Кинг. — Что бы я делал без вас!
Лесть! Нет более простого и надежного средства коммуникации.
— Я очень рад, что вы живете у меня, — пел Кинг, наслаждаясь пищей. — А вам, должно быть, нелегко со мной.
— Не с вами, а с экраном телевизора, — проворчала мисс.
— Но ведь на экране — я.
— Иногда мне кажется, что вас нет, — ответила экономка, — что все это обман, передача из телестудии.
«Сейчас пришлю на транспортере пустые тарелки, и убедишься, что я существую», — подумал Кинг, но вслух сказал иное:
— Благодарю, мисс Гримбл, завтрак был великолепен! Теперь сигарету, и больше мне ничего не нужно.
— Тогда отключите экран, — послышалось из динамика, — я не выношу табачного дыма.
— Браво, мисс, браво! — Кинг захлопал в ладоши. — Великолепная шутка!
— Горькая шутка, сэр! — вздохнул динамик.
Старушка вконец расстроилась, надо было как-то утешить ее.
— Послушайте, мисс Гримбл, — начал Кинг, наслаждаясь сигаретой, — ведь я не против, чтобы вы пригласили гостей. Веселитесь, пейте коктейли… Почему вы не делаете этого?
— Потому что все время чувствую себя виноватой! — с жаром ответила женщина. — Я проработала у вас пятнадцать лет и за это время видела вас лишь однажды, когда вы расшиблись в бассейне и за вами приехал санитарный автомобиль. — Мисс Гримбл замолчала. На лице ее появилось страдальческое выражение. — Мне постоянно кажется, что вы не хотите меня видеть, потому что я в чем-то провинилась. Если б вы знали, как это трудно!