Антон Пульвер множил и делил многозначные числа, возводил их в высокие степени и извлекал корни, логарифмировал и потенцировал, и со все возрастающим чувством изумления Альвар убеждался, что каждая новая задача решена верно.
Жильцони охватило радостное чувство. Он подошел к раскрытому окну. Душный воздух был недвижен. Время от времени вдали полыхали беззвучные зарницы. Повсюду, куда ни кинешь взгляд, высились серые громады старых зданий окраины.
— Я потрясен, — сказал Альвар.
Пульвер махнул рукой:
— Задачи для приготовишек.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что предпочитаю задачи посложнее, чем эта дурацкая арифметика.
— Например?
— Например, дифференциальное уравнение. Или, скажем, порядочный интеграл.
Когда с прежней чарующей легкостью, без бумаги, в уме Антон Пульвер принялся щелкать дифференциальные и интегральные уравнения, одно сложнее другого, чем окончательно посрамил калькулятор, Жильцони уверовал, что на этот раз длинный Биг не ошибся, и уравнение мира уже не за горами.
Только как приступить к нему, к этому уравнению?
— Можно посмотреть, чем вы увлекаетесь? — спросил Альвар и показал на стеллажи.
— Прошу, — сказал Антон.
Жильцони подошел к полкам и вытащил книгу, которая стояла с края. «Численное решение дифференциальных уравнений». Следующая книга. «Руководство к быстрому счету». Дальше, дальше… «Как упражнять память при операциях с крупными числами». «Чародей-вычислитель». «А я утверждаю: память человека бездонна!..». «Методы интегрального контроля собственной памяти». Любопытно, конечно, но при чем здесь физика?
Альвар перешел к другому стеллажу. Он так рьяно перебирал блоки и книги, что это заинтересовало Пульвера.
— Вы что-то ищете? — спросил он.
Жильцони смешался:
— Меня интересует одна вещь…
— Какая же? — спросил Пульвер, настроившийся на благодушный лад.
— Я не вижу у вас книг по физике.
— А зачем они?
— Я хотел… Я думал, что если ваши изумительные математические способности простираются и на область физики… — Альвар умолк, не зная, как закончить фразу, но его выручил Пульвер.
— Напрасно ищете, молодой человек, — сказал он.
Жильцони вопросительно посмотрел на клерка.
— Эту науку не терплю, — пояснил Пульвер.
— Физику? — внезапно охрипшим голосом спросил Жильцони. Антон Пульвер не терпит физику? Быть может, это просто неудачная шутка?..
— Да, да, физику, — раздраженно произнес Пульвер и принялся расхаживать по комнате.
— Почему?
— Давать пояснения — не в моих правилах, — сказал Пульвер. — Но вам, так и быть, поясню, — добавил он, внимательно посмотрев на лицо Альвара. Вы, наверно, в прошлом занимались физикой? А возможно, и сейчас занимаетесь ею?
Альвар кивнул.
— Я так и думал, — продолжал Пульвер, — и поэтому хочу сделать доброе дело.
Жильцони прислонился к стеллажу.
— Физика! — неожиданно выкрикнул Пульвер. — Физика! Наука о природе. Как будто несчастный человеческий ум сможет когда-нибудь познать природу до конца! Как будто недостаточно опыта нескольких тысячелетий, чтобы познать, наконец: каждая частная разгадка ставит десятки новых вопросов, ответ на каждый из чих выдвигает сотни иных задач, и так далее, до бесконечности… Человечество похоже на ребенка, заблудившегося в лесу. Ему бы повернуться и идти назад, след в след. Тогда бы еще был какой-нибудь шанс спастись. Но он беспечно топает вперед, раздвигает кусты и любуется сорванным цветком, не понимая, что каждый шаг вперед приближает роковой исход.
Альвар облизал пересохшие губы. Где-то слышал он или читал эти слова, эти цветистые фразы?
— Мальчишка заблудился, я понял это давно! — продолжал Пульвер, останавливаясь перед Альваром, и непонятно было, кого он имеет в виду: человечество, себя или Жильцони?
Может быть, Пульвер темнит? След заметает?
— Ваши предпосылки неверны, — сказал Альвар.
Комната — сплошная глыба духоты — медленно кружилась, это раздражало его, мешая сосредоточиться.
— Вы занимаетесь единой теорией поля? — вдруг спросил Пульвер, остановившись перед ним.
— Да.
— Мой вам добрый совет — бросьте! — посоветовал Антон. — И чем скорее, тем лучше.
Николас и Эльгар недоуменно переглядывались.
Младший клерк стоял перед Жильцони, и со стороны казалось, что это вышедший из себя учитель отчитывает нерадивого ученика.
— Но вы-то сами, похоже, были не так благоразумны, — отчеканил Жильцони.
— То есть?
— То есть другим вы раздаете советы оставить науку, а сами все-таки вкусили от древа познания нашего мира, — медленно произнес Жильцони, в упор глядя на собеседника. Ему показалось, что Пульвер вздрогнул.
— Заблуждаетесь, мой молодой друг, — сказал Пульвер. — Этот плод мне вкусить не пришлось.
Жильцони решил играть ва-банк:
— Думаете, я не догадался, почему у вас нет ни единой книги по физике? Вы специально их уничтожили, чтобы никто не догадался о вашем открытии.
Альвару показалось, что в глазах Пульвера мелькнуло выражение безумия.
— Знаете, в чем трагедия Эйнштейна? — произнес Пульвер. — В том, что он слишком рано родился. К первой половине двадцатого века физика накопила слишком мало фактов о мире атомного ядра. Знаете, в те годы этот мир в ученых статьях именовали странным. В ученых статьях! Разве один этот штрих — не свидетельство бессилия? Гений не может не опираться на факты. Любой великий ум неизбежно ограничен своим временем. Пьедестал для него уровень современной науки. А если пьедестал слишком низок — может ли человек дотянуться до вершины, даже если он великан?
Пульвер перевел дух и закончил:
— Мне повезло больше, чем Эйнштейну. Ко второй половине нашего века наука накопила целый Монблан экспериментальных данных, неизвестных Эйнштейну. Могу сказать, научных фактов было столько, что их не вмещало самое пространство, которое от пытались объяснить…
Альвар уже почти не слушал Пульвера. Он думал о том, ка-с выжать из младшего клерка нужную информацию. Похоже, он не собирается добровольно ею поделиться.
Придется пустить в ход сигареты, пропитанные цеоном. Малая доза человек утрачивает волю. Крупная — впадает в бессознательное состояние. Крупная доза пока ни к чему: Альвар не собирался похищать младшего клерка. Нужно было выяснить уровень его знаний по теоретической физике. Рассчитывать на то, что этот уровень сможет в будущем повыситься, не приходилось ввиду почтенного возраста Пульвера.
Теперь нужно было изолировать Пульвера от Николаса и Эльгара. Альвар вытащил из кармана пачку сигарет, не распечатывая ее.
— Разве ты куришь? — спросил Николас.
— Курю, когда волнуюсь, — отрывисто произнес Жильцони.
Что правда, то правда: волновался он сейчас здорово.
Похлопав себя по карманам, Жильцони заявил:
— Вот беда, спички в гостинице забыл.
План Альвара основывался на том, что ни Эльгар, ни Николас не принадлежали к племени курильщиков. Пульвер тоже, кажется, не курил.
— Пойдемте на кухню, — предложил Антон. — Там электрозажигалка.
На кухне Жильцони вытащил сигарету, закурил и выпустил небрежно дым в сторону Пульвера. В воздухе поплыло синеватое, еле заметное облачко.
— Странные у вас сигареты, — сказал Пульвер.
— А что?
Пульвер закашлялся.
— Пахнут чем-то… сладким, что ли?
Жильцони улыбнулся:
— Мой любимый сорт.
— А как они называются?
— «Мечта физика».
— Не слышал, — покачал головой Пульвер.
Жильцони старался держаться подальше от облачка. Когда они возвратились в комнату, Жильцони, шедший сзади, погасил сигарету, едва початую, и сунул ее в карман: оставлять улики ни к чему. …Выражение изумления на лице Антона Пульвера быстро сменилось гримасой недомогания.
— Простите, мне нехорошо, — пробормотал Пульвер и опустился на стул. Дышал он тяжко, словно после быстрого бега. — Духота на улице…
— Да, душно, — посочувствовал Жильцони.
— Будет гроза, — сказал Николас.
Эльгар лениво поднялся и подал воду Антону. Тот с отвращением сделал глоток.
«Будто ему подали чашу с ядом», — подумал Жильцони. Ему казалось, что он в этом действе не участник, не преступник по стандартным законам, а зритель, который сидит в зале и смотрит на сцену. Первые акты трагедии были довольно-таки нелепы, но уже, слава богу, наступает финал.
Жильцони вытащил карандаш и блокнот, уже несколько потрепанный в бесполезных разъездах по белу свету.
Во всем нужна последовательность. Нужно идти от простого к сложному. Сначала он задаст несколько вопросов, связанных с основами физики, а потом уже перейдет к единой теории поля.
Альвар спрашивал, Пульвер отвечал. Но как отвечал! Он переврал вопрос, на который обязан был ответить и студент-первокурсник. Забыл? Исключено: Жильцони только что видел, какова память у Пульвера. Что касается цеона, то малая доза его парализует волю, но отнюдь не память.
Была не была!
— Напишите, пожалуйста, уравнения единой теории поля, — сказал Жильцони, нарушая тягостную паузу, и положил на колени Пульверу открытый блокнот.
Пульвер взял в руки протянутый ему карандаш и внимательно рассмотрел его, словно видел этот чрезвычайно интересный предмет впервые.
Наконец произнес:
— Я не могу написать эти уравнения.
— Не можете?!
— Как я могу сделать то, чего не сумели величайшие умы человечества?
Альвар судорожно сжал кулаки. Он готов был броситься на Пульвера и растерзать его. Но что толку? Несомненно, Антон говорил правду.
— Но откуда вы узнали об этом? — спросил Жильцони, все еще лелея сумасшедшую надежду, что все вдруг каким-то способом образуется.
— О чем? — кротко спросил Пульвер.
— О пространстве и времени, об элементарных частицах, о единой теории поля.
— Я читал обо всем этом, — сказал Пульвер. — Давно, лет пятнадцать назад. Ну и запомнил… Там про все это говорилось, и так доходчиво, увлекательно…
— Автор книги — Марк Нуш? — спросил Жильцони, уже догадавшись, откуда Пульвер черпал свои физические познания.
— Да, да, — обрадовался Пульвер. — «Бог, по крайней мере — человеческий бог, это тот, кто сумеет наконец воздвигнуть величественное здание единой теории поля», — произнес он медленно и торжественно.
— Что это?
— Марк Нуш, «Мир, закованный в уравнения», издание четвертое, страница двести восемьдесят девятая, — пояснил Пульвер.
— Но вы же блестяще считаете, черт возьми! — взорвался Жильцони. — На моих глазах вы побили калькулятор в решении дифференциальных уравнений. Это неслыханно! Или это тоже мираж?..
Эльгар вставил:
— Антон считает лучше всех в мире.
— Считаю я, действительно, неплохо, — сказал Пульвер. — В детстве меня демонстрировали в клинических аудиториях, как необъяснимый феномен природы. Я щелкал системы уравнений со многими неизвестными, словно орехи, нимало не задумываясь, как это мне удается.
— А физика? Неужели вы никогда не занимались физикой? — спросил Жильцони.
Пульвер прислушивался к чему-то, происходящему внутри, незаметному для других, но для него бесконечно важному.
Жильцони повторил вопрос.
— Физикой? К сожалению, никогда, — покачал головой Пульвер. — А может быть, к счастью.
В ярости Жильцони вырвал блокнот и сунул его в карман. Выходя из комнаты, он больно ушибся о дверную филенку.
На лестничной площадке было как будто прохладнее.
Николас и Эльгар, которые всю финальную сцену наблюдали в изумлении, поднялись, торопливо попрощались.
— Счастливо, — донесся из глубины комнаты равнодушный голос Пульвера.
Когда разгоряченный Альвар вышел из подъезда, на лицо его упала первая капля дождя.
Николас и Эльгар еле поспевали за Жильцони.
Итак, снова провал. Длинный Биг опять напутал. Правда, Жильцони начало казаться, что во всей это путанице есть какая-то система, Но какая? Этого он определить пока не мог.
Так или иначе, еще одна надежда лопнула, как мыльный пузырь…
Альвару стоило немалого труда взять себя в руки. В конце концов список не исчерпан. Там остались еще двое — футболист и акробат. Нужно пройти все до конца. Нельзя терять ни малейшего шанса.
— Не горюй, парень, — хлопнул его Николас по плечу. — Устроишься у Либина…
— И деньги заведутся, — закончил Эльгар. — Соображаешь ты не хуже, чем Антон.
Гроза застала их на полпути. Протяжные грома рокотали, не переставая.
Альвар вымок до нитки, прежде чем добрался до гостиницы.
Специальностью психопрограммиста Жильцони овладел довольно быстро. И платил Либин прилично — кое-что удавалось отложить. Деньги нужны были Альвару для дальнейших поисков гения.
Работа психопрограммиста была однообразная и, в общем, несложная, хотя передоверить ее машинам или новомодным белковым роботам, которые появились несколько лет назад, никак не удавалось. Клерки Либина занимались вопросами рекламы и сбыта продукции, а психология покупателя, как известно, программированию не поддается.
Дела пошли гораздо лучше, когда Исаву удалось устроиться в космопорт. Здесь все работы производились белковыми истуканами, но выяснилось, что Исав может с ними успешно конкурировать.
Как-то после работы Жильцони повстречал Николаса. В первую минуту Альвар не узнал его — настолько Живчик осунулся.
— Что с тобой, Ник? — спросил он.
Живчик махнул рукой.
— Прогулка вышла боком.
— Какая прогулка?
— Да наша, к Антону. Промок на обратном пути, простудился, теперь никак в себя не приду. Скоро уже месяц, а кашель не проходит.
— Неужели у вас не научились управлять погодой? — вырвалось у Альвара.
— У вас? — переспросил Николас. — А ты что, с луны свалился?
— Я хочу сказать — у вас в городе, — нашелся Жильцони.
— Серость ты, дружище, — сказал Николас. — Погодой занимается единый центр, он расположен в столице. Только работы у них не густо, того гляди, закроют.
— Что так?
— Раньше, лет десять назад, увлекались заказами погоды, и получался сущий бедлам, — пояснил Николас. — Одному нужен дождик, другому в этом же месте подавай сушь, третьему еще чего-нибудь. Ну, и года два-три назад длинный Биг на запрос президента посоветовал: предоставить погоду матушке природе, не воздействовать на нее искусственно.
— А он никогда не ошибается?
— Президент?
— Длинный Биг.
— Шутник, — улыбнулся Живчик, напомнив сразу Альвару прежнего Николаса.
— Что-то Пульвера не видно.
— Ты разве не знаешь? — посмотрел на него Живчик. — Расхворался наш Антон. Тоже после нашего посещения, будь оно неладно.
— Что с ним?
— Бессонница. На память жалуется, — сказал Николас. — А память для него — все, сам знаешь.
Альвар кивнул.
— Не знаешь, чем он болен? — спросил он.
Живчик пожал плечами.
— Врачи до сих пор не могут определить, в чем дело. А я так думаю: та жуткая гроза его доконала. Он ведь всегда был болезненным, Антон, — в чем душа держалась. Прихвастнуть любит, это верно. Но добрый, ни в чем своему брату клерку не откажет, Мы с Эльгаром собираемся проведать Антона — он не выходит. Пойдешь с нами?
Жильцони сухо ответил:
— Некогда.
— Ну, бог с тобой, — сказал Николас и, не попрощавшись, пошел дальше.