Исав поспешно схватил протянутую ему пачку сигарет.
В пачке не хватало только одной сигареты. Жильцони израсходовал ее правда, без всякого результата — на Антона Пульвера. После посещения младшего клерка он снова тщательно заклеил пачку.
Исав вертел в руках пачку, с вожделением глядя на нее.
— Без глупостей, Ис, — предупредил Жильцони.
— Одну сигарету, хозяин…
— Нет.
— Одну затяжку…
— Цеон тебя погубит.
Исав погладил свой затылок:
— Он боль утихомиривает.
— Позволь мне знать, что тебе полезно, а что вредно, — резко произнес Жильцони. — Разве не я тебя воскресил?
— Ты, хозяин, — вздохнул Исав и спрятал сигареты в карман.
— Действовать будем так, — сказал Жильцони. — Нужно выследить это юное дарование. Главное, чтобы не было свидетелей. По моему сигналу ты закуришь и выпустишь ему дым прямо в лицо. Ясно?
— Ясно.
— И не вздумай затягиваться!
Исав кивнул.
— Ничего не делай без моей команды, — наставлял Альвар. — Впрочем, об этом позабочусь я сам.
За Лиго Ставеном они наблюдали два дня, и без толку. Жильцони готов был выть с досады. Вокруг Ставена вечно кто-нибудь околачивался: газетчики, прихлебатели, поклонники и поклонницы…
На третий день Альвару улыбнулась удача.
Лиго любил прогуливаться перед выступлением, но всегда получалось так, что его кто-нибудь сопровождал. Теперь же акробату удалось выскользнуть из отеля одному.
Улицы провинциального Тристауна были малолюдны. Ставен запахнул плащ и медленно побрел под гору. Он догадался, что спуск ведет к реке. …Лиго открыл глаза. Голова раскалывалась. Он находился в тесной комнатке, заваленной всяким хламом. Рядом находились двое странных незнакомцев, которые подсели к нему в парке.
— Где я? — слабым голосом спросил Лиго.
— У друзей, — ответил Жильцони. — Если будешь благоразумен, они не сделают тебе ничего плохого.
— Выпустите меня отсюда, — сказал Лиго и сделал попытку подняться.
— Спокойно, малыш, — посоветовал Жильцони.
Исав ничего не сказал, только сжал каменные челюсти и пошевелил плечами, словно борец перед выходом на ковер.
Лиго простонал:
— Что вам нужно от меня?
— Чтобы ты отвечал на вопросы, ничего не утаивая, — сказал Жильцони.
— У меня вечером выступление!
— Боюсь, оно не состоится.
— Вы не имеете права задерживать меня!
— Верно, малыш, — произнес Альвар и задумчиво посмотрел на пленника.
Улучив момент, Лиго вскочил на ноги. Исав попытался схватить его, но промахнулся. Акробат сделал шаг к покатой стенке… и замер. То, что он принял за выходной люк, оказалось иллюминатором. За слоем пыльного пластика быстро проплывали тени. Присмотревшись, нетрудно было понять, что это облака.
Лиго пришел в себя от громкого смеха. Он обернулся. Жильцони хохотал радостно, от души, словно ему только что рассказали свежий анекдот.
— Выпустить тебя? — сказал Жильцони, перестав смеяться. — Может быть, ты летать умеешь?
Исав дурашливо похлопал руками, изображая крылья.
— Куда вы меня везете? — прошептал Лиго.
— В Скалистые горы, — произнес Альвар.
— Но это… далеко!
— Не близко.
— А… зачем туда?
— Я уже говорил тебе. Там, в парке. Нам необходимо обстоятельно побеседовать с тобой, — сказал Жильцони.
— Мы же могли… в Тристауне?
— Могли, — согласился Альвар, — но ты повел себя неосмотрительно. Пытался убежать от нас, и все такое прочее. Вот мы и решили увезти тебя подальше, чтобы иметь возможность побеседовать в спокойной обстановке. В Скалистых горах тебе будет уютно. Правда, Абор?
«Сумасшедшие», — уверился окончательно Лиго. Он решил, что ему ничего не остается, как продолжать навязанную игру.
— А когда мы… побеседуем, вы отпустите меня? — запинаясь спросил Лиго.
— Это будет зависеть от тебя, — сказал Жильцони. — Помоги мне вывести тензор пространства — времени, и ты свободен. Ступай на все четыре стороны. Возвращайся к своему циркачеству — дело твое.
Ставен с опаской посмотрел на Альвара.
Орник давно уже втянул крылья. Он мчался теперь в стратосфере, подобный неутомимой торпеде. Небо за иллюминатором потемнело, стало фиолетовым, а вскоре и вовсе черным.
Эпилог
Часы на башне космосвязи пробили десять.
Время не остановить. Оно течет, просачивается сквозь каждую ячейку дискретного пространства, словно тоненькая струйка в песочных часах.
Ньютон считал, что пространство и время не связаны.
Он ошибался.
Неумолимая диалектика связывает в единую цепочку все, от нейтрино до звезды. Где он вычитал эту фразу? Может быть, у Марка Нуша? Старик потер лоб, но память ничего не подсказала.
Все в природе слито в Единое поле. Только вот его уравнения до сих пор не найдены…
Любая частица — всплеск этого поля, и мы сами — не более чем его сгустки. Познав законы поля, человек мог бы управлять пространством и временем.
Не ирония ли судьбы — размышлять о времени, когда самому его осталось не так уж много? Старик облокотился на калькулятор и невесело усмехнулся.
Когда-то физики считали, что мир познан окончательно. Уравнения Ньютона казались универсальными. Разве не описывали они движение любого тела под воздействием любых сил? Зная начальный импульс камня, брошенного под углом к горизонту, можно было по формулам Ньютона рассчитать его траекторию. Зная положение планеты в какой-то момент времени, можно было по тем же формулам определить, где будет находиться она в любой другой момент.
Ну, а весь мир, рассуждали физики, разве не состоит он из частиц и только из частиц? Разве есть во Вселенной что-либо, помимо атомов? Но если так, то вопрос об описании мира решается просто. Мир не таит никаких загадок.
Ярче всех эту мысль выразил Лаплас. Предоставьте мне начальные данные для каждой из частиц, составляющих Вселенную, сказал он, и я скажу вам, каков будет мир в любой последующий момент времени.
Это был высочайший расцвет детерминизма, когда вера естествоиспытателей в уравнения механики Ньютона, которые описывают мир, была безгранична.
Через некоторое время, однако, выяснилось, что мир не так прост, как хотелось бы. Оказалось, что законы Ньютона имеют ограниченное применение. Они становятся несправедливыми как для слишком малых частиц, так и для огромных скоростей, сравнимых со скоростью света.
Малые участки пространства жили по своим законам, не похожим на ньютоновские.
Электрон — и частица, и в то же время волна. Он находится в некоторой точке пространства и одновременно не находится в ней. И дело тут отнюдь не в несовершенстве, «грубости» наших физических приборов, которые не могут определить точное местоположение электрона. Просто такова природа вещей: в микромире царствует «принцип неопределенности», который «запрещает» слишком малым частицам подчиняться уравнениям Ньютона.
Надежда на всеобщность механики Ньютона, на то, что ее уравнения суть подлинные «уравнения» мира, умерла. С тем, чтобы никогда не воскреснуть.
Эйнштейн предложил более общие уравнения, в которые ньютоновская механика включалась, как частный случай. Но и эйнштейновские уравнения не могли включить в себя всего многообразия мира…
Старик, задумавшись, смотрел на стол, заваленный грудами исписанной бумаги. Работа отвлекала и убаюкивала, ее действие можно было сравнить с «сигаретами мечты», напитанными цеоном.
Услышав бой часов, он поднялся, прошел на кухню, открыл холодильник.
Продукты были на исходе, но в город идти не хотелось: его донимали уличные сорванцы.
Старик снова вернулся к столу и принялся просматривать то, что набросал во время привычной бессонницы. Он отстал от мировой научной мысли, и сам понимал это. Годы отшельничества в Вороньем гнезде не прошли даром.
Что реального внес он в физику? Несколько статей по единой теории поля, опубликованных еще в университетские годы? Но какими наивными, неглубокими и путаными выглядят они теперь. Это вчерашний день науки.
Он переложил с места на место обрывок перфоленты, и мысли потекли по новому руслу.