Мебели не было, если не считать кресла посреди комнаты. По стенам в самодельных стеллажах стояли блоки с трансформаторами и электронными лампами. Над креслом навис колпак, похожий на бестеневой осветитель из операционной, к креслу тянутся провода от блоков. А среди всей этой мешанины старик и мальчик устроили игру в салочки. Извергая из себя вопли всего звукового спектра, Евгений носился вокруг кресла, дергая попутно за мешающие ему провода. Провода вытягивали за собой блоки из стеллажа, блоки со смачным грохотом ударялись о деревянный пол.
— Не трожь меня! Надоело! Учи своего Проню! А я буду обыкновенным ненормальным! Не хочу быть Евгением, хочу Женькой!
— Евгений, прошу тебя, успокойся! Что ты делаешь…
Рванув напоследок самый толстый кабель, взбунтовавшийся вундеркинд прошмыгнул мимо Олега и скрылся.
Будь на месте Олега благовоспитанный человек, он непременно постарался бы по-английски исчезнуть. Олег не относил себя к разряду невежд, однако поступил наоборот. Переступив, наконец, порог комнаты, он как ни в чем не бывало принялся собирать обломки растерзанных блоков. Александр Яковлевич с отсутствующим взглядом полулежал в кресле, не обратив ни малейшего внимания на Олега.
Появился Проня. Не удивившись представшему перед его глазами хаосу, он деловито принялся за уборку.
— Евгеша-то наш, Алексан Яковлевич, к лесочку побежал…
Не услышав в ответ ни слова, продолжал как бы про себя:
— Это ничего, это хорошо. Погуляет, проветрит голову, виниться придет. Ну-ка, возьмем-ка вот эту машинку…
Олег помог поднять лежащий на боку высоковольтный выпрямитель.
— Целый. Не просто его покорежить. Вот осциллограф жалко. Трубку такую не достать, с производства сняли давно уже. В усилитель лампы новые надо, какие здесь пентоды стояли, малошумящие, с хорошей крутизной, и все вдребезги…
Не наблюдая никакой ответной реакции со стороны Рольберга. Проня, все более воодушевляясь, продолжал свой монолог.
— Набезобразил, конечно, мальчишка, так ведь понятно почему. Побегать, поиграть ему хочется, а тут надзор, принудительно, вроде фокусы над ним делают. А на кой черт ему эти премудрости? Рос бы себе как все пацаны, без этой самой гениальности. Взять меня, к примеру. Я терплю. А почему? Понимаю, что для науки надо. А у Женьки терпежа не хватило. Лопнул у него терпеж. Мне тоже все ни к чему, все равно, что телегу наперед лошади запрягать, пардон какой-то получается. И желания у меня свои имеются. Работы я не боюсь, это всякий подтвердит, а в соответствии и пропустить лишний раз не мешало бы. Мне не мешало бы, а науке вашей мешает. Вот и получается разное согласие. Так что Евгешу я хорошо понимаю и сочувствую всей душой.
Всю тираду Проня произнес ни разу не оглянувшись на Рольберга. За это время Александр Яковлевич уже пришел в себя и удивленно поднял на Проню глаза. А тот все с такой же ровной интонацией рассуждал:
— Раньше здесь рояль стояла. Хороший был инструмент, нет, выкинули. Места он много занимал и струны понадобились. А зачем струны? Затем, чтобы меня контролировать. Я не ребенок, меня силком дома не удержишь, вот и приходится по всем правилам науки за мной присматривать: не хватил бы лишку.
— Прокофий, о чем ты говоришь? Ты же прекрасно знаешь, для чего мне нужен рефлектор!
— Я-то знаю, — все так же спокойно отвечал Проня, — знаю больше, чем положено. И рефлектор для чего, знаю.
— Нет, вы послушайте его! — вскипел Рольберг. — Может быть, ты вроде Евгения взбунтуешься, продолжишь этот разбой! Можешь влезть на крышу и уничтожить рефлектор…
Рольберг зажал голову ладонями.
— Впрочем, мне все уже безразлично…
— Крушить, конечно, я ничего не буду, Алексан Яковлевич. Ваш труд да и свой тоже мне жалко. А что я хотел сказать, я сказал все.
Проня взял ведро с мусором и, гордо подняв голову, вышел.
19. «КАПАЙТЕ МНЕ НА МОЗГИ!»— Присаживайтесь, Олег… мм-м… Павлович, в ногах правды нет. По всем канонам фантастических романов, полагается мне сейчас открыть симпатичному молодому герою свою тайну. Так что развесьте уши, пожалуйста.
— Александр Яковлевич, я, право, так сказать…
— Ничего. Думаете, я не замечал вашего пристального внимания к своему дому и его обитателям? Молчите, молчите, это совершенно естественно и не нуждается в оправданиях. Приготовились? Ну, слушайте же: этот дряхлый мечтатель, этот упрямый осел, этот неисправимый олух, сидящий перед вами, полжизни гонялся за призраками. А призраки — они тем и импонируют романтически настроенным людям, что представляют полную возможность полюбоваться ими издали. Они обретают вполне реальные черты, но едва протянешь к ним руки — призраки рассылаются. Их нет при свете дня, они являются лишь в причудливом освещении тенденциозного ума.