«Она такая чуткая! Я со своей толстокожестью сам не отдаю себе отчета в собственном состоянии. Определенно, эти рольберговские штучки выбили меня из привычной колеи. Людочка права: у меня, наверное, начинает проявляться мания преследования и комплекс неполноценности. Преследования — потому что противозаконно слежу за домом профессора, неполноценность — от сознания интеллектуального превосходства сопливого мальчишки».
Научная организация труда пока еще только пробивает себе дорогу в научно-исследовательские институты. Олег в этот день едва ли мог бы похвастать достижениями во внедрении НОТ на своем рабочем месте. Он неприкаянно слонялся между аналитичкой и закутком, где возилась с мышами Людочка. По дороге то ли туда, то ли обратно удачно парировал попытку электронщиков впрячь его в «саморазваливающуюся телегу», как окрестил шеф капризную лабораторную ЭВМ. Однако абсолютной свободы, как известно, не существует: профорг Володька-маленький подсунул-таки стенгазету.
— Родимый, только заголовочки! Неужели тебя не вдохновляет эта бордовая гуашь?..
Олег покорился и даже нарисовал сверх плана почтовый ящик внизу последней колонки, дескать, ждем ваших писем. Потом решился и разом проглотил остатки «лекарства».
Не сладко, не горько. Чуть кисловато, пожалуй, да еще — показалось немножко маслянисто. Олег заперся в фотолаборатории, сел в скрипнувшее всеми пружинами кожаное кресло, лет двадцать назад списанное из приличного кабинета, и сосредоточился на внутренних ощущениях.
Ощущения были все те же. В голову лезло вперемежку все, что угодно.
«Балда, надо было продумать методику испытаний, — спохватился Олег. Попробовать запоминание, что ли?»
Как назло, под рукой не оказалось ни одной книги. Пришлось сбегать в библиотеку.
«Предварять, предварить кого чЪмъ, упреждать, предупредить сдЪлать что прежде, ранЪе другаго, успЪть напередъ…»
И далее — огромный абзац текста.
Олег закрыл Даля и попытался вспомнить всю статью. Дальше первой строки да еще нескольких слов дело не пошло.
«А чего ты хотел? Рольберг еще и облучением каким-то воздействует одновременно. Скорее всего, именно это облучение несет информацию, а «лекарство» — что-то вроде проявителя-закрепителя. Только так! Химизм клеток мозга — и не только мозга — тесно связан с игрой биотоков. Любое колебание биотоков обусловлено незначительным изменением химического состава клетки. Наверное, возможна и обратная связь. Конечно, возможна, ничем другим не объяснишь случаев телепатии! Стоп, стоп… Ну да, отчасти из-за взглядов на телепатию и «ушли» Рольберга.
Все выстроилось в стройную систему, каждый факт получил строгое истолкование. Проня: непривычные знания, чуждые ему, его пугают. Потому всеми способами отлынивает от опытов. Евгений: блестящая удача Рольберга, правда, если учитывать лишь одну сторону, закрывая глаза на неправильное нравственное развитие ребенка. Наконец, черви, обретшие голос! Очень просто: Проня полил их «лекарством», а затем они попали в зону действия облучения. Нейроны их клеток уподобились высокочастотному каскаду радиоприемника, стали способны «принять» модулированную информацию. А наведенное поле прочно «записалось» в клетках, словно на ферромагнитной ленте. Вся разница в том, что клетки мозга способны «выдать» полученную таким способом информацию, ну а червь за отсутствием сознания проявит приобретенные «способности» разве что в такой ситуации, какая сложилась при испытаниях системы «Дубль-дуб».
— Кремов, вас уже не интересуют результаты анализа? — официальным голосом сообщила Людочка из-за двери.
— Спасибо, Людочка, бегу!
Аналитики работнули! Ни в какие бланки отчетности результаты не втискивались, и потому Олегу вручили два листка, исписанных бисерным почерком завлаба.
Вопреки обычаю структурная формула в начале анализа отсутствовала. Шло перечисление чуть ли не половины элементов Менделеевской таблицы и их соотношение с точностью до сотых процента. Потом — осторожные домыслы: «соединения типа высших жиров… образования, напоминающие аминокислоты… не представляется возможным достаточно уверенно классифицировать… микроструктурный анализ затруднен ввиду наложения сложного фона» и так далее.
— Пал Егорыч, — взмолился Олег, — мне крайне важны именно структуры, а вы, как нарочно…
Завлаб оторвал взор от пухлой папки отчетности:
— Как вы считаете, бог есть?
— Нет.
— И даже если бы был, по этому образцу он вам не сказал бы больше, чем мы. Тащите еще, если вам нас не жалко.
— Сколько надо? Еще бутылку?
— Еще бочку, а лучше цистерну.
— Шутите…
— Это вы шутите! Явно биолого-медицинский препарат, кто-то изготовил отчего не спросить их, как да из чего? Нет, вам подайте обратным порядком, расшифруйте ему головоломку, да еще по возможности сегодня!
— Пять-шесть докторских диссертаций можно защитить на таком анализе. Если, конечно, вещество того стоит. А?
Олег сделал вид, что не слышал этого «А?»
С древнейших времен замечено существование в подлунном мире закона подлости. К примеру, если падает бутерброд — шлепается на пол именно намазанной стороной. Неделями без перерыва может стоять упоительная летняя погода, но как только истосковавшийся в институтских стенах младший научный сотрудник урвет пару деньков отгула — непременно зарядит дождь.
Собственно, дождя не было, но все небо затянуло плотной серой пеленой. Нина на веранде делилась с Музой Федоровной обидами на неустроенную жизнь жены геолога, по полгода шлендрающего медвежьими закоулками в нестираных носках. Доносился также приторный запах закипающего клубничного варенья, густо замешанный на керосине. Из этого Олег заключил, что запас баллончиков с газом иссяк. Не миновать ему дополнительного огорчения в виде часовой очереди у Казанского вокзала.
Нет лучшей маскировки для тайного наблюдателя за объектом, чем утренняя физзарядка. Олег со свистом выбросил вперед правую руку, утяжеленную трехкилограммовой гантелью, и та увлекла его в заросли у заборчика.
«Для моих коленок вреден юмористический образ мышления», — уговаривал себя Олег, пытаясь сдержать внутренний хохот.
Картина, открывшаяся его глазам по ту сторону забора, и впрямь была своеобразной. От телевизионной антенны, укрепленной на коньке крыши дома № 10, лучами расходились по скату рояльные струны. Проня, привязанный веревкой к дымовой трубе, балансировал по самому краю крыши. Он заботливо расправлял шелестевшие и скрежетавшие на оцинкованном железе струны.
— Проверь слева, Проня! Везде не более пятнадцати сантиметров! — кричал откуда-то из-за угла Рольберг.
— Будьте уверены, Алексан Яклич, — возбужденно отзывался Проня. — Глаз — ватерпас. В лучшем виде заземлим, не впервой…
Олег побежал по тропинке вдоль забора, усиленно имитируя дыхание загнанной лошади. На обратном пути удалось разглядеть спину Рольберга. Профессор сидел на низком складном стульчике и, по всей вероятности, прикручивал где-то у самой земли струну, свисавшую с крыши.
— Алексан Яклич, я счас сам все приделаю, уже слажу, — прокричал Проня. — Натяг настоящий должен быть, воротком тут надо…
Перехватываясь руками за веревку, Проня круто полез вверх по крыше. Потом снова пошел к краю, но теперь он держался за веревку лишь одной рукой. В другой руке у него были концы струн, отцепленные от антенны. Дойдя до конца ската, он крикнул: «Поберегись!» и выпустил концы струн.
«Рационализаторская мысль в действии, — восхитился Олег. — Затащил разом все наверх, там закрепил, теперь осталось внизу. И не нужен помощник, который подавал бы снизу струны по мере того, как Проня закрепляет их наверху».
Через некоторое время обращенная к Олегу стена дома № 10 стала похожа на гигантскую арфу. Видимо, Проня не чурался эстетических удовольствий и время от времени проверял натяжение струн. Тогда раздавался звук — то благородно-басовитый, то высокий, фальшиво дребезжащий.