В аллее показался высокий человек, по-восточному смуглый, в белой чалме. Подойдя к Эллино, он приветствовал его, приложив руку к сердцу.
— Извините за вмешательство в ваши раздумья. Проходя неподалеку, я уловил, что вы страдаете. Могу ли я помочь?
— Мне никто не в состоянии помочь! — горько воскликнул юноша, ломая руки. — Я отверженный.
— Отверженный? — изумился незнакомец. — Кто же и от чего отверг вас?
— Меня отвергли от звезд, — отвечал Эллино. — Врачи, этики, моралисты преградили мне путь в Большой Космос! Я обречен умереть от презренной звездной ностальгии…
— Вы стремитесь к звездам? — спросил неизвестный.
— О!.. — только и мог ответить Эллино, простирая руки к созвездиям. В глазах его сверкнули слезы. Подавив приступ острой тоски, он добавил:
— Если б люди знали, как я жажду побывать там, в безмерной дали, на каждом из бесчисленных миров Вселенной! Когда я долго смотрю на созвездия, мне кажется, что я растворяюсь, становлюсь необъятным, заполняя собой мироздание…
— Понятно, — кивнул незнакомец. — Вам поможет только одно. Поступите в Университет высшей психики.
Он извлек из воздуха перед собой светящийся квадратик и вручил юноше.
— Явитесь по этому адресу через неделю.
Дрожащей рукой Эллино схватил визитную телекарточку и прижал ее к груди.
— Вы полагаете, что?.. — начал он, но обнаружил, что незнакомец исчез.
Прошло 26 лет. Отшумели всепланетные торжества по случаю возвращения «Грозы пространств» из экспедиции. Впервые в истории астронавтики корабль совершил полет через обнаруженную физиками складку в искривленном пространстве. Это в тысячи раз сократило путь и позволило избежать досадный парадокс времени. Ученые ликовали.
Однажды Мак-Карти отдыхал на увитой лаврами веранде своей виллы на тропическом побережье Северной Гренландии. Вошла дочь знаменитости. Нежно поцеловав астронавта в иссеченный морщинами лоб, она сказала:
— К тебе гость, папа. Он уверяет, что вы давние знакомые.
— Пусть войдет, — радушно отвечал капитан. — Сердце старины Мак-Карти открыто друзьям.
На веранде показался стройный мужчина с худощавым лицом и пылающими глазами, в которых нельзя было не прочесть о стальной воле этого человека.
— Узнаете?
Мак-Карти долго всматривался в неожиданного посетителя.
— Вы? Тот сумас… простите, я хотел сказать — страдавший звездной болезнью, что был у меня на «Грозе» перед полетом?
— С благополучным возвращением, капитан!
— Садитесь, дружище. Рад видеть вас излечившимся от своего недуга. Надеюсь, вы нашли занятие по душе на уютной старушке Земле?
— Почти все время я путешествую в Космосе, — отвечал Эллино. — Я сдержал слово: на Белой я был раньше вас. Встречал там ваших ребят.
— Вот как? — сокрушенно произнес Мак-Карти и отодвинулся от гостя. Мне жаль…
— Да, вы были там лишь вторым, — по-детски улыбаясь, подтвердил гость. — Но не тревожьтесь: я никому не собираюсь рассказывать об этом, кроме вас. Пусть считают, что вы — первый. Что мне за дело! Ведь я бывал и на мирах, в миллионы раз более далеких, чем Белая. Безграничный Космос открыт для меня. Куда пожелаю — туда и лечу, свободный и быстрый, как мысль.
— Гм… Что же вы видели на Белой? — осторожно спросил Мак-Карти.
— То же, что и вы. И даже гораздо больше.
— Любопытно, — усмехнулся астронавт. — Что же, например?
— Вы обследовали Белую в нескольких местах и пришли к выводу, что на ней нет высокоразвитой жизни, не так ли?
— Безусловно. Младенческий мир. Мыши и зайцы — самое большее, до чего он смог пока дотянуться.
— А как вы объясните исчезновение одного из ваших разведывательных планетолетов в горах Кибальчича? Ведь вашим парням пришлось вызывать тогда аварийный антиграв.
— М-да… В самом деле, то был загадочный случай. Не успели ребята отвернуться — аппарат исчез. Как сквозь землю провалился. Но — дюжину метеоров вам в ребро! — откуда вы знаете? Ведь мы передали об этом Академии наук по секретному каналу.
— Я знаю не только это, — усмехнулся Эллино. — Мне известно, как трое ваших космобиологов спасались от «прыгающих камней» в долине реки Алмазной. Как в пещерах хребта Гераклита Эфесского одна из экспедиционных партий неделю гонялась за «поющими невидимками»…
— Чтоб мне свергнуться в гравитационный коллапс вместе с потрохами! взревел пораженный Мак-Карти, откидываясь в качалке. — Откуда вы, молодой человек, обо всем этом?..
— А помните, капитан, как однажды у входа в верхнюю обсерваторию «Грозы», на лифтовой площадке, вы увидали Тень? — Эллино лукаво улыбнулся. — Вы тогда попятились и дернули себя за нос, вот так. А Тень «похлопала» вас по плечу, подмигнула и пропала, пройдя сквозь нейтронно-мезонный корпус звездолета…
— Так это были?..
— Да, капитан, — просто отвечал Эллино. — Я хотел вас тогда подбодрить. Вы тяжело переживали катастрофу на Плато каменных деревьев…
— Кто вы такой, сто Плеяд вам в печенку! — завопил Мак-Карти, вскакивая.
— Не беспокойтесь, капитан, — остановил его Эллино. — Я не стану Докучать вам визитами. Я — Космический Странник и хотел только напомнить вам, что сдержал слово. Прощайте.
Эллино исчез в сумеречных зарослях тропического сада. Долг» потрясенный астронавт метался по веранде, жуя в растерянности седой ус. На рассвете Мак-Карти вызвал к экрану своего друга-директора Института космической психиатрии — и рассказал ему о вчерашнем происшествии. Маститый ученый с минуту размышлял, устремив невидящий взор в окно, на шумящую апельсиновыми рощами марсианскую равнину, где размещался институт. Затем, подавленно вздохнув, прошептал:
— Это люди из Ассоциации транскосмической психики!.. Они никак не хотят подчиниться требованиям здравого разума эпохи. Увы, друг мой, я не в состоянии их урезонить…
Как я вытерпел такое насилие над своим литературным детищем? Уверяю вас: Паромов все исказил! У меня текст выдержан в серьезном тоне — Никита же посмеялся над моими героями. И вдобавок приплел какую-то Ассоциацию психики. Мой Эллино летал в Космосе на крыльях мечты, а за экспедицией Мак-Карти следил с помощью телеустройства внепространственной связи. Паромов заставил героя странствовать по Вселенной «в одном из тонких суб-тел». Перед лицом читателей я категорически отрекаюсь от паромовского варианта моей новеллы! Если кто-нибудь из вас даст себе труд сравнить оба текста «Космического Странника», он тотчас обнаружит подделку.
Пока собрание, смеясь и восклицая, аплодировало Никите, я угрюмо раздумывал о коварстве друзей и о том, не отравить ли мне Паромову триумф. Но тут встал Ахад-Березов.
— Мы признательны нашему другу за несколько минут веселья. Но я замечаю, что наш высокочтимый гость (Ахад повернулся к Толченову) давно сдерживает чувства. По-видимому, он не согласен со многим из того, о чем тут сегодня говорилось. Попросим Виктора Маркеловича высказать свое мнение.
Толченов поднялся и с достоинством слегка поклонился.
— Признаться, я удивлен случаю оказаться на столь необъяснимом… э-э-э… заседании. Лишь из уважения к профессору… м-м-м… Отдавая дань его идеям (вновь — легкий поклон в сторону Ахада), я вынужден не согласиться с ним кое в каких пунктах, а заодно отметить полную некомпетентность, дилетантство и безграмотность большинства присутствующих в философских и астрономических вопросах космологии и распространенности жизни во Вселенной.
Публика молчала, внимательно разглядывая оратора. Так смотрят на какого-нибудь жука, насаженного на булавку. — Жук не успел об этом сообразить, а его уже исследуют сквозь увеличительное стекло.
— …Следовательно, можно вполне определенно сказать, что, исключая жителей Земли, в пределах Солнечной системы нет интеллектуальных существ, которые…
Толченов вещал плавно, уверенно; прочная начитанность чувствовалась в его словах. Он снисходительно изрекал, просвещая невежд. Я глянул на Ахада — и мне почудилось, что гигант затаил в своей бороде зловеще-веселую ухмылку.