— Каждая формула эквивалентна некоторой предваренной формуле, пробормотал он и наступил на куст пионов. К крыльцу они подошли обнявшись.
— Шшш… — приставил палец к губам Проня. — Ты знаешь, куда мы идем?..
— Мы идем одним путем, — заверил его Олег.
В этот момент появился еще один обитатель дома № 10. Весьма пожилой, лет за шестьдесят, черноволосый, с седыми висками мужчина моментально отрезвил Проню строгим взглядом.
— Что это значит, Прокл?
— Извиняйте, значит, Алексан Яковлевич, — неуверенно начал тот. — Не пил я, а только лечился. Исключительно для поддержки тонуса…
— Вижу твой тонус. Сколько раз повторять, что ты загубишь… — он перевел взгляд на Олега. — Чему обязан, молодой человек?
— Простите, я только доставил Прокофия Васильевича. Он немного не в себе, я и помог.
— Благодарю вас, не стоило себя утруждать.
— Что вы, я по пути. Живу рядом.
— Еще раз благодарю. Всего хорошего. Прокл, иди домой.
Это было уже невежливо. После такого приема Олегу оставалось повернуться и уйти.
Андрейке было скучно. Хотя он и обыграл в пинг-понг своего нового приятеля Евгения, но в шахматах ему, чемпиону 4–6 класса, нечего было и думать равняться с Женькой, который упорно просил называть себя Евгением и никак иначе. Этот Евгений как по нотам разыграл староиндийскую защиту, и на двадцать первом ходу Андрей смирился с неизбежностью мата. Не скрывая своего превосходства, Евгений еще раз заставил Андрея сдаться и ушел домой.
Остро переживал свой позор Андрей. Он слонялся по саду, пока не наткнулся на загорающего дядю Олега. Андрей звал его просто Олегом подумаешь, разница в двадцать лет.
— Олег, ты когда научился играть в шахматы?
— В третьем классе. А по-настоящему в пятом. Второй разряд в институте получил. А что?
— Да так. Есть люди, которые и в десять лет прилично играют.
— Не себя ли ты имеешь в виду? Между прочим, если набиваешься на партию, то ничего не выйдет. Я не способен. Я расслабился и загораю.
— Нет, Олег, на партию я не набиваюсь. Уже сыграл две. — Андрей огорченно вздохнул.
— И проиграл, ясно как божий день.
— Ага. Вундеркинду.
— Это у тебя на челе написано. Где ты нашел такого Капабланку. Его случайно не Хосе Рауль зовут?
— Нет, Евгением. Из десятого дома.
— Вот как? — Олег от удивления снял темные очки. — Я и не знал, что там ребенок есть.
— Это такой ребенок, что тебя за пояс заткнет. Он говорит, что в школу больше ходить не будет, ему там делать нечего. Его дедушка по своей системе учит…
Видно, Андрей боялся, что даже Олег, который всегда терпимо относился к его расспросам и рассказам, теперь ему не поверит. И он, торопясь выложить все, взахлеб начал говорить Олегу о непонятном своем приятеле из дома десять.
— Олег, Олег, послушай, что он говорит. Он говорит, что уже знает все, что должны учить только в десятом классе. Ты не думай, я ему тоже сперва не поверил, я ему сказал, что он ненормальный, а он говорит, что он нормальный, а все люди ненормальные. Нет, он сказал — не все, а большинство, что попадаются и нормальные, например, Эйнштейн, Бор и этот… Кизинберг…
— Гейзенберг.
— Правда, Гейзенберг. А еще он сказал, что мы все ненормальные, потому что у нас в мозгу не все клетки заняты этой… ну, вроде знаниями…
— Информацией?
— Ага. А у него, он говорит, скоро весь мозг будет ею занят, и тогда он будет совсем нормальный и ему не надо будет учиться в школе и в институте. Он сказал, что будет только перерабатывать ее…
— Кого?
— Ну, эту информацию. Врет он все, да, Олег?
— Не врет, а фантазирует, — как можно равнодушней постарался охладить страсти племянника Олег.
— Я тоже так подумал и сказал ему. А он не обиделся нисколько, только посмеялся и сказал, что Эйнштейну тоже не верили, думали, что он сумасшедший. А еще Женька обещал попросить своего дедушку, чтобы он и меня тоже… ну, чтобы в школе не учиться. Мне бы хорошо, пускай только в школе не учиться, а в институте я сам буду…
— Только все это враки, — вздохнул Андрей, потом добавил: — Хочешь, я его приведу вроде в шахматы играть, а ты его проверишь?
— Что же, приводи. Посмотрим на твоего вундеркинда и в шахматишки сыграем. Кстати, ты не знаешь фамилию его деда?
— Знаю, зовут Александр Яковлевич, а фамилия Рольберг.
— …непременно надо добавить, можно и китайку, порезать только, чтобы семечки не попали. Яблочко, Нина Павловна, кислинку дает. Может, чистая ягода и полезнее, да вкус приторный уж очень, а с яблочком в самый раз.
— Надо и мне баночку засахарить, а то последний год к перемене головные боли…
— Первое средство от гипертонии. И брату в Мурманск всегда посылаю, очень благодарит. Сосед вот из 10-го дома, профессор, нонешний год привой просил.
— Кстати, Муза Федоровна, не знаете, ваш сосед из 10-го дома какой наукой занимается?
— Вот чего не скажу вам, Олег Павлович. Спрашивала его как-то, да не запомнилось, что-то уж очень мудреное. Да он третий год всего у Прохоровых дом купил, как на пенсию вышел. Персональную получает, ну и на книжке, чай, есть. Людочка к нему каждый день бегает, и не только газеты, а то книги, то бандероли, то переводы носит.
— Я думал, он дачу снимает на лето, как мы.
— Нет-нет, хозяйствует. И в саду когда что поделает, ну, конечно, без Прони бы ему зарез.
— А кем ему этот Проня приходится?
— Да никем. Наш он, местный. Золото был бы мужик, все в руках спорится, и где достать что, и что сделать… Только несамостоятельный — выпивает.
— Что ж у него, никого родни нет, а Проня вроде прислуги?
— Дочка была у Александра Яковлевича, померла, вроде — от рака. Внучка оставила деду. Не хочу сказать худого, только отец ни разу сына не проведал, и есть вообще он, нет ли — не знаю… Да что мы все про соседа, уж Нина Павловна заскучала, и вареньица не подкладывает…
— Что вы, Муза Федоровна, такое замечательное варенье! Я смотрю, вроде Андрей там за калиткой… Андрей! Андрюша! Иди чайку выпей, избегался весь за день, не поел толком.
— Не хочу, мам! Мы с Евге… с Женькой сейчас на пруд пойдем.
— Иди сюда, тебя говорят! Съешь вот, с маслом и вареньем. А почему с тетей Музой не поздоровался?
— Здрасьте! Ну мам, меня Женька ждет… Еще червей накопать надо…
— Да отпусти ты его, Нина. Спиннинг мой, смотри, не трогай!
— Ладно!
— Вы тоже рыбачите, Олег Павлович? Только в нашем пруду одни головастики.
— Завтра после работы на Истру едем. Все наличные колеса мобилизовали: красухинский «Москвич», двое на мотоциклах с колясками, даже шеф свою «Волгу» пригонит.
— Приятно, когда такой дружный коллектив. У нас в ателье ничего похожего: устаем, конечно, заказов — ужас сколько, да и на дому все подрабатывают. На сто двадцать-то особенно не разгонишься, вот и приходится дополнительно клиентуру брать.
— У нас поллаборатории по 120 получают, лаборанты по 90, и ничего, вроде хватает. Не в деньгах счастье, главное — чтобы работа нравилась.
— Извиняюсь, Олег Павлович, вы кто же по специальности будете?
— Я вообще-то радиоинженер, но мы работаем на стыке двух наук: физики и биологии. В наше время самые крупные открытия делаются как раз… Вы что-то хотите сказать, Муза Федоровна?
— Вспомнила! Когда свою специальность вы назвали: то же самое говорил о себе Александр Яковлевич.
Элегантный портфель и чехол со складными удочками в одной руке, рюкзак со штормовкой и прочим рыбацким барахлом в другой — таким было появление Олега в вестибюле института. С одной стороны, сегодня можно было вообще не появляться в институте, а сразу махнуть на Истру, но с другой стороны… существует Государственная комиссия, которой принципиально плевать на рыбалку. Захотелось же ей назначить приемку блока «Дубль-дуб» именно на пятницу…
Пока Олег соображал, куда бы забросить барахло, из лифта вынырнул Сережка Маковец.
— Здорово! Ты долго будешь здесь торчать? Мы с ног сбились — его ищем, шеф психует, Людочка с Зоечкой тихо рыдают, а он — нате вам пожалуйста прохлаждается. Тебе известно, что селектор опять не в дугу?