С тем же успехом можно требовать от металлурга, чтобы он вместо вольфрама применил свинец в качестве примеси для увеличения твердости металла.
Независимо от способа получения — естественного или путем синтеза — дистиллят Орлова не будет оказывать воздействия без данной структуры.
Это не я утверждаю, доктор, а биохимия.
Пометка
Вы слишком круто обошлись с ним, Джефф. Если он усомнится в источнике Вашей информации относительно эйфорического действия, он начнет сомневаться и во многом другом. Лучше отстраните его от разработки, прежде чем он поймет, в чем дело.
Пометка
Да, не все умеют обращаться с людьми. Наш милый К.-П. должен был со мной посоветоваться.
Пометка
Если бы кто-нибудь догадался посоветоваться со мной, я бы давным-давно сказал, что подобного типа надо вышвырнуть вон. Никуда не годный член команды. Цена свободы есть неусыпная бдительность.
Пометка
Меня от этого человека в дрожь бросает. То мне чудится, будто мы выпустили на рынок штуковину Орлова, и она не пошла. А другой кошмар: будто мы ее выпустили, к она пошла. И не знаю даже, что — хуже. Не хочу и не могу что-либо добавить.
Пометка
Мне наплевать, что будет. Я только знаю, что фруктовый торт тетушки Молли пришлось съесть мне. Сила!
Пометка
Предоставьте его мне и не говорите, будто я не умею обращаться со своими сотрудниками.
«Этиколоссус» Инк.
Служебное
Кому: Д-ру мед. Алберту Верити,
Заместителю директора
Согласен с Вашим выводом о том, что нельзя ничего поделать со злосчастными побочными эффектами, свойственными дистилляту Орлова. Поэтому мы пришли к выводу, что разработку лучше положить на полку. Пожалуйста, соберите все досье и заметки и передайте их мне полностью и с соответствующими указателями. Я распорядился, чтобы из Вашей лабораторий немедленно убрали все ненужные материалы, образцы, подопытных животных и оборудование.
Вы можете продолжать работу над ранее порученными Вам утвержденными проектами.
Служебное
Кому: Д-ру мед. Джеффри Квест-Профитту,
Директору исследовательского отдела
Почему бы тебе не быть честным хоть с самим собой, если уж не со мной?
Дистиллят Орлова исчезнет в архивах. Я понял причину щедрости договора с Максом: в нем все было поставлено в зависимость от успеха производства. Теперь же получается, что Вы приобрели за пятьдесят паршивых долларов все права и полномочия на его изобретение, а само изобретение будет погребено
— потому, что Макс Орлов не имеет медицинской степени,
— потому, что он известен своей эксцентричностью,
— потому, что дистиллят можно без труда изготовить из совершенно доступных материалов, потому, что технологический процесс можно воспроизвести, а доход будет весьма небольшим,
— потому, что нельзя было бы скрыть значительное открытие.
Но главным образом потому, что существование такого метода лечения потрясло бы всю Большую Машину со всеми ее многочисленными составными частями; и «Этиколоссус», и фармацевтов, и врачей, и клиники, и фирмы, снабжающие клиники, и дома для «хроников», и всех их наследников, присных, сторонников и союзников.
А я ухожу.
Я подаю в отставку с большой радостью — и не потому, что потерпел неудачу со своим замыслом, а потому, что Орлов и его работа, и его образ жизни — значительнее любого бизнеса, карьеры или престижа, к которым я никоим образом не хочу быть причастным.
Вы назовете меня отщепенцем, но я буду продолжать лечить, буду делать то, чему меня учили, и на руках у меня будет не больше грязи, чем бывает от прополки грядки баклажан. И вы никогда не сможете обвинить меня во врачебной ошибке потому, что я вас раскусил.
Документы, подписанные Орловым, вам не помогут, поскольку существует Орлов, существует дистиллят и существую я. Именно поэтому люди станут поправляться и будут, платить за излечение тем, что смогут собирать урожаи помидоров или рубить лес.
И подумайте еще об одном: раз есть Орлов, и тем более, раз есть и Орлов, и я, то впереди предстоит еще много всякого — различных новых веществ, методов и идей.
Но Вы обо всем этом и слышать больше не хотите. И не можете, не правда ли?
Перевела с английского
И.Эпштейн
Рей Брэдбери
РУБАШКА С ТЕСТАМИ РОРШАХА
Брокау.
Какая фамилия!
Она лает, рычит, тявкает и объявляет во всеуслышанье: Иммануэль Брокау!
Прекрасное имя для великого психиатра, смело ходившего по волнам житейского моря и не погрузившегося в них ни разу.
Бросьте в воздух горсть смолотого в порошок учебника по психоанализу, и все студенты чихнут:
— Брокау!
Что же с ним такое произошло?
Однажды, как в блестящем водевильном трюке, он пропал без следа. Источник света, освещавший его чудеса, погас, и теперь, в наступившем полумраке, закрученные пружины угрожали раскрутиться. Психотические кролики грозили вернуться в цилиндры, из которых они выскочили. Дым от выстрелов втягивался обратно в дула. Все ждали.
Десять лет молчания. А дальше — тоже молчание.
Брокау исчез, как будто с криком и хохотом бросился в пучину Атлантики. Зачем? Чтобы отыскать там Моби Дика? Чтобы подвергнуть эту бесцветную бестию психоанализу и выяснить, что имела она против Безумного Ахава?
Кто знает?
В последний раз, когда я его видел, он бежал в сумерках к самолету, а далеко позади него, на темнеющем аэродроме, слышались голоса его жены и шести шпицев.
— Прощайте навсегда!
Полный радости выкрик прозвучал шуткой. Но на другой день я увидел, как стряхивают с дверей приемной золотые листья его имени, как выносят в непогоду и отправляют на какой-то аукцион на Третьей авеню его огромные, похожие на толстых женщин кушетки.
Итак, этот гигант, в котором Ганди, Моисей, Христос, Будда и Фрейд были уложены слоями в неописуемый армянский десерт, провалился сквозь дыру в облаках. Умереть? Жить в безвестности?
Через десять лет после его исчезновения я ехал на автобусе мимо прекрасных ньюпортских пляжей в Калифорнии.
Автобус остановился. В него вскочил и, как манну, ссыпал звенящую мелочь в кассовый ящик человек лет семидесяти. Я посмотрел со своего места у задней двери и открыл от изумления рот:
— Это Брокау, клянусь всеми святыми!
Да, по воле или против воли святых, но это был он. Возвышался, как явившийся народу бог, бородатый, благожелательный, величественный как епископ, всезнающий, веселый, снисходительный, всепрощающий, возвещающий истину, наставляющий — отныне и навсегда…
Имануэль Брокау.
Но не в темном костюме, нет.
Его, словно служителя некоей гордой новой церкви, вместо костюма облекали: светлые шорты, мексиканские сандалии из черной кожи, бейсбольная шапочка лос-анджелесской команды «Доджеров», французские темные очки и…
Рубашка! О, боже, что за рубашка!
Нечто неистовое — сочные вьющиеся растения и словно живые мухоловки, шедевр поп- и оп-искусства с беспрерывно меняющимся рисунком, и, как цветы, везде, где только можно, мифологические животные и символы!