Френк улыбнулся.
— Что это вы вдруг ополчились на физиков?
— Как будто бы вы не знаете! А кто уничтожил несколько сотен тысяч людей при помощи адской бомбы? А разве вы, лично вы, Френк, не придумываете сейчас такое, за что люди расплатятся миллионами жизней?
— Герда, вы слишком мрачно смотрите на вещи. Сейчас мы стоим на грани такого, после чего можно приниматься за строительство настоящего Эдема.
Кьюз посмотрела на него исподлобья и расхохоталась.
— И все-то вы врете. Остальные говорят совсем другое. Знаете, как мне говорят? «Не ломайся, милочка, все равно завтра мы превратимся в космическую пыль». Вот как говорят. Ну, а раз в пыль…
— Вы просто дура, обыкновенная слабовольная дура.
— Спасибо. Мне с детства говорили, что я дура. Но только вы врете. Кстати, я недавно выступала на Сардонео. В первом ряду я заметила высокого блондина с огромными детскими глазами. Он чем-то напоминает вас. Вы не знаете, кто это?
— Его фамилия Мюллер. Он очень толковый парень.
Они заказали еще по чашке кофе с коньяком. Герда наклонилась близко к Френку и, скривив презрительно губы, сказала:
— А ведь действительно среди вашей братии есть дрянь, Френк. Настоящие скоты, хотя и называются учеными.
— Не называйте их, пожалуйста, учеными. Ученые скотами быть не могут. Это все публика, которая подделывается под ученых, потому что сейчас это модно и выгодно.
— Если бы вы знали, как с вами приятно поговорить. Как будто попадешь в другой мир, хороший, чистый… Такой, каким он мне казался, когда я была маленькая…
Они долго молчали. Официант дремал в углу на стуле. За стойкой, громко сопя, спал бармен.
— С вами даже молчать приятно. Какая счастливая Лиз… Так вы говорите, этот голубоглазый блондин и есть Мюллер?
— Что он вам дался?
— Я в него просто влюбилась, потому что люблю вас, — сказала она, не переставая смеяться. Ее захмелевшие глаза ярко блестели из-под ресниц. — А Онто делает гадость по отношению к Мюллеру.
— Какую же гадость сделал Онто?
Герда поднялась из-за столика и устало потянулась.
— Вы меня проводите домой, Френк?
— Провожу.
Она тяжело опиралась на его руку. Они вышли на набережную. В ярком кругу света стоял часовой, а рядом с ним, расталкивая на волнах друг друга, покачивались лодки. С востока дул влажный прохладный ветерок.
— Правда, Френк, я вас очень люблю. А вы меня нет.
— Не могу же я любить сразу нескольких женщин.
— А почему другие могут? — она захныкала, как капризная девчонка.
— Потому, что они никого не любят. Какую гадость сделал Онто по отношению к Мюллеру?
— А, чепуха. Вы меня все равно не любите.
Френк видел, что она сильно захмелела.
— Ну, люблю, люблю, Герда.
— Поцелуйте меня.
Он коснулся губами ее щеки.
— Онто записал на магнитофон голос Мюллера.
— Голос Мюллера? — удивился Френк.
— Да. Он пел какие-то свои песни, а Онто записал. Он мне так и сказал: «Хочешь послушать, как поют физики-теоретики?» Я сказала, что хочу. Он и включил пленку. Я спросила, что это за артист. А он сказал: «Дружок Френка, Мюллер». И стал смеяться над Мюллером, потому что у него такой плохой голос… Я рассердилась и убежала.
— Мюллер только пел или говорил что-нибудь?
— Только пел. Очень плохо, Френк. Хуже, чем я, — ответила Герда заплетающимся языком. Она повисла на его руке и еле передвигала ноги. Он с трудом дотащил ее до дверей квартиры.
На следующий день он поехал на остров Сардонео. Громко, чтобы те, кто записывал разговоры, не пропустили ни одного слова, он приказал Мюллеру:
— К черту пока реактор. Нужно вот это!
— Задача номер 330? Гм… О! — Мюллер замолк на полуслове.
В тетради Долори вместе с формулировкой задачи лежала записка, в которой огромными буквами было выведено:
«Не орите! Все, что вы говорите, поете, слушаете по радио, а также все наши разговоры с вами подслушиваются и записываются».
— Вам ясно? — спросил он Мюллера официальным голосом.
— Да.
— Выполняйте. Это нужно срочно.
Френк обдумал схему хранилища для антижелеза. Оставались некоторые детали, которые требовали специального расчета.
В один из дней, когда в главном павильоне ремонтировали компрессорные установки и ускорители не работали, он снова отправился на Сардонео. Мюллер встретил его громкими веселыми приветствиями.
Они уселись рядом за письменный стол и вооружились карандашами.
— Итак, вопрос с хранением, кажется, можно решить, — сказал Френк глухим голосом.
— Правда? И именно поэтому у вас такая постная физиономия? Или вы просто хорошо играете роль скромного труженика науки!
«Я действительно такой и есть», — подумал Френк, но сказал совсем другое.
— Проектируя ловушки для антивещества, мы с вами исходили только из статических полей, заведомо зная, что хранилища будут нестабильны.
— Не только это, Френк. Я рассмотрел задачу о динамической устойчивости античастиц на циклических орбитах. Собственно, здесь нет ничего нового по сравнению с классическим рассмотрением циклотрона.
— Да, но мы пришли к выводу, что такой метод хранения будет неудобен, потому что так можно хранить не вещество, а антинуклоны.
Мюллер кивнул головой, внимательно глядя на Френка.
— Вот здесь-то и есть, оказывается, одна возможность.
— Какая?
— Нужно создавать ядра химических элементов и снабжать их позитронными оболочками. Другими словами, нужно изготовить из них антиатомы.
Мюллер засмеялся.
— Теоретически это нехитрое дело. Но как только появятся электрически нейтральные антиатомы, вы с ними ничего не сможете сделать. Вашим непреодолимым врагом будет сила тяжести.
Френк лукаво улыбнулся. Хотя мысли принадлежали не ему, он ими восхищался вдвойне, потому что даже Мюллер не мог сразу найти решение.
— Все зависит от того, какие антиатомы мы будем синтезировать.
— Любые, — ответил тот и встал из-за стола. — Разве только вам удалось придумать вещество, которое не обладает массой.
— Наоборот, это вещество обладает массой и сравнительно высоким атомным весом.
— Каким? — удивленно спросил Мюллер.
— Пятьдесят шесть.
— Пятьдесят шесть? Черт возьми, да ведь это железо!
— Да, железо.
— Ну и что же? Что вы с ним будете делать дальше?
— Железо — ферромагнетик, с высокой магнитной проницаемостью. Оно легко намагничивается в магнитном поле.
Мюллер нахмурил брови.
— Ну…
— Действие магнитного поля будет большое, а главное, управляемое.
— Вы предлагаете антижелезо подвесить в статическом магнитном поле?
— Нет, это неустойчивый вариант. Наоборот, его нужно заставить совершать колебания под действием периодического магнитного поля. Тяжесть будет постоянной составляющей. Вот уравнение колебаний.
Френк написал на листке бумаги уравнение.
Этого было достаточно. Мюллер выхватил листок бумаги и лихорадочно продолжал писать. Несколько минут в комнате было слышно лишь порывистое дыхание и скрип его карандаша.
Когда решение уравнения было найдено, Мюллер восхищенно посмотрел на Френка.
— Решение устойчиво. Кусок железа действительно можно подвесить в вакууме! Вы гений, Долори!
Френк отодвинулся в сторону. На его лице появилась болезненная гримаса. Он нерешительно покачал головой.
— Дорогой мой Френк, да ведь вы придумали такую чудесную штуку!
Френк взял лист бумаги и медленно написал на нем:
«Ничего не говорите. Это придумал не я».
— А вы уверены, что решение действительно устойчиво? — спросил он Мюллера, не сводя с него глаз.
Мюллер стоял с полуоткрытым ртом.
— Да, да… То есть, конечно, уверен. Давайте возьмем для проверки вариацию по координате и найдем минимум потенциальной энергии…
На том же листе он написал: