— Странно…
Френк растерянно вертел в руках толстый пакет.
— Нет, не странно. Мы с вами и не предполагали, что здесь давно организована цензура, личная цензура господина Саккоро…
— Но это же черт знает что! — вспылил Долори. — Ведь когда мы начинали работу, условия были совсем другие. Наука есть наука и…
— Да, да, да… Я все помню. Но вот сейчас стало известно, что аналогичной проблемой, и не безуспешно, занимаются русские. Знаете, кто у них руководит работами? Профессор Котонаев, тот самый, который несколько лет назад опубликовал ряд блестящих статей по релятивистской квантовой электродинамике…
— Очень хорошо! Значит, у нас есть достойный соперник, и мы можем с ним помериться силами!
— Ох, Френк! Дело куда сложнее, и нам нужно с вами крепко подумать. А пока что господин Саккоро приказал мне, чтобы я запретил вам рассказывать о ваших успехах первому встречному-поперечному.
Френк опустился в кресло.
— А военные?..
— Ну, положим, это только бывшие военные, выряженные в балаганную форму вооруженных сил Лас Пальмас. Они-то и прибыли сюда по приглашению Саккоро, чтобы навести порядок. Наши исследования должны сохраняться в тайне.
— Тайна? Что за чепуха? Какая это тайна, если об этом знает любой грамотный физик! Ядерные исследования даже в нашей области давным-давно никакая не тайна!
— Тем не менее они настаивают на сохранении тайны.
— Но ведь мы работаем не в правительственном, а в частном исследовательском центре. Для чего, затеяв такое дело, Саккоро понадобилось играть в какие-то тайны!
— Саккоро говорит, что ему было бы очень приятно обогнать русских. Это, говорит он, предмет его, если хотите, личного тщеславия.
— Звучит не очень убедительно.
— Вот именно, Френк. Поэтому-то нам и нужно с вами хорошенько присмотреться и обо всем подумать.
Из всех иностранцев, работавших у Саккоро, на острове Лас Пальмас разрешили жить только одному — Родштейну. Во-первых, как экспериментатор он всегда должен был находиться вблизи своих установок, а во-вторых, учитывая его беспринципность и жадность к деньгам, почему-то считали, что он надежный человек, не сбежит, потому что ему хорошо платят.
Когда начали изготавливать первые ловушки для антиводорода, Родштейн под руководством Долори переналадил линейные ускорители так, чтобы обеспечить рождение наибольшего числа гиперонов. При очень высоких энергиях гипероны превращались в целый каскад антинуклонов. Реакция протекала в миллиардные доли секунды, и было мало надежды на то, что антинуклоны успеют «слипнуться» в ядра элементов, более тяжелых, чем водород. Пока техники устанавливали счетчики и камеры, Френк и Родштейн обдумывали новые эксперименты.
Пояснял свои идеи Родштейн нехотя, лениво, выдавливая из себя хриплые невнятные слова.
Френк к этому привык и всегда слушал его с огромным вниманием.
— Род, вас не тянет домой? — спросил Френк, когда они во всех деталях обсудили предстоящую серию опытов.
— Тянет, — ответил Родштейн. — Я люблю сушу и ненавижу сумасшедшее солнце и водяную пустыню.
— Мне говорили, что вы собираетесь отправиться в джунгли и начать строительство личного противоатомного убежища.
— Собираюсь. Будьте уверены, вас не приглашу.
Френк беззлобно улыбнулся.
— У вас навязчивая идея. Вы ведь знаете, сколько хороших перемен произошло в мире.
— Перемены, перемены… Не очень-то верю я в эти перемены.
— Вы думаете, государства нарушат свои торжественные обязательства?
— Нет, не нарушат. Атомные и термоядерные атаки объявлены вне закона, во-первых, потому, что пораженную территорию невозможно будет оккупировать. Во-вторых, атмосфера будет так загажена, что на земле вдохнет все живое. В-третьих, тащить термоядерную махину даже на межконтинентальной ракете бессмысленно, так как современная противоракетная техника ликвидирует носитель с его грузом в тот самый момент, когда он оторвется от земли. Я абсолютно уверен, что именно по этим соображениям ядерная война не предвидится.
— Так, значит, вы согласны?..
— Нет, не согласен. Я знаю, что на земле время от времени появляются гитлеры. Просвещенные обыватели вроде вас и вашего профессора Фейта, разрешают этим шизоидам пробираться к власти. А у параноиков начинает, как раковая опухоль, разбухать идея возвыситься над всем человечеством, завладеть всем миром и командовать судьбой каждого человека…
— Бред, Родштейн! Нынешнее общество не позволит, чтобы такое произошло.
— Не позволит? Знаете, я как-то думал, за что так по-хамски олимпийские боги расправились с Прометеем, который украл у них огонь и подарил его людям? Он забыл, что среди миллионов людей, которые будут пользоваться огнем для того, чтобы согреться и сварить себе пищу, обязательно найдется несколько десятков идиотов, которые, воспользовавшись огнем, причинят людям больше бед и страданий, чем люди сами себе добра… Прометей был просто недальновидным политиком.
Френк возразил:
— Конечно, уроды есть. Но хороших людей больше. Они-то и не разрешат уродам стать поджигателями…
— Это в том случае, если поджигатель как сумасшедший бегает с факелом в руках и сует его под крыши… Такого, действительно, можно поймать и остановить. Но если маньяк умен и хитер, а его могущество умещается в кармане?
Френк улыбнулся и снисходительно похлопал Родштейна по плечу.
— Вы, оказывается, фантазер, Род!
— Зато у вас нет никакой фантазии. Вы знаете физику, а вот цели, ради которой вы трудитесь, у вас нет.
— Я верю в разум…
— А кто не верит? Во все времена истории люди верили в разум… И тем не менее войны были.
Родштейн встал из-за стола и, бормоча себе под нос «разум, разум», вышел из кабинета.
Долори на секунду представил себе все многомиллиардное население земного шара, против которого выступает один человек — желто-серый старец Саккоро, и ему стало смешно. Чушь!
Дверь ему открыла Лиз. Она стояла стройная, теплая, обворожительная.
— Ты здесь. Лиз! Боже, как неожиданно!.. И ни слова предупреждения!
— Я решила сделать вам сюрприз: Вам, господин Долори и своему милому отцу, профессору Фейту.
Он порывисто обнял ее.
— Отца дома нет, — прошептала она и крепко прижалась к нему.
— А теперь расскажи, где ты была? — наконец спросил он, когда они сели на диван.
— Френк, я была всюду. Ездила, как сумасшедшая, из одного конца страны в другой для того, чтобы хоть на минуточку забыть тебя. Мне это иногда удавалось, но не очень часто. Ты ведь знаешь, я предприняла это путешествие только для того, чтобы не отвлекать тебя 6 т работы.
— Вот как? — удивился он. — Кто же тебя надоумил?
— Как всегда, мой мудрый, всезнающий профессор Фейт. Перед моим отъездом у нас с ним был серьезный разговор. Длинный и очень скучный, со ссылками на античных классиков, на Фрейда и Павлова, на Ньютона и Лейбница, в общем, на все те источники, в которых говорится о благотворном и неблаготворном влиянии женщины на творческий процесс, который происходит у всех мужчин вот здесь.
Она хлопнула Френка по лбу.
— Ну, знаешь, я обязательно поговорю с твоим папой. Кстати, ты не знаешь, где он сейчас?
— Знаю. Он сейчас на острове Овори у самого господина Саккоро-старшего.
— Он его вызвал?
— Профессор Фейт сам потребовал аудиенции. Он говорит, здесь на островах произошли какие-то странные события. Да я и сама это заметила. Представляешь, перед посадкой в вертолет домой, на Овори меня подвергли самому настоящему обыску! И знаешь, кто этим делом там заправляет? Старый урод, которого я знаю еще с войны. Тогда он был майором. Его фамилия Сулло.
— Кстати, здесь еще один твой знакомый военных лет, Джеймс Семвол.
— Я знаю. Похоже на то, что они решили в миниатюре воспроизвести свою старую организацию! Зачем вся эта комедия?