Вообще-то считалось: чем меньше отличается Психолог от всего экипажа, даже внешне, тем лучше. Особого правила не было, но есть вещи, которые подразумеваются. Анджей, если и мог быть иллюстрацией этого, то лишь негативной. Высокий, похожий на узкий прямоугольник, с чуть закругленными углами, он был единственным блондином из всего экипажа.
И словно нарочно, словно подчеркивая это свое неподобие, он носил свои светлые волосы ниспадавшими до самых плеч. Иногда только надевал поверх них широкий обруч с большим нарисованным глазом.
Капитан не любил Анджея. Он тяготился им, как тяготился бы каждый присутствием человека, чье дело — приглядываться, прислушиваться и молча делать какие-то выводы, известные ему одному. Да еще этот символ психолога — глаз, нанесенный на обруч. Настороженный и неусыпный, он раздражал Капитана.
Анджей впервые увидел чужой аппарат так близко. Вблизи он, казалось, был еще более странен. Внезапные перепады форм, плоскости, переходящие вдруг в ребристость, выступы, перемежающиеся провалами… Одна из его сторон завершалась большими пластинами, расположенными под углами друг к другу. Насколько можно было понять, устройство это имело какое-то отношение к ориентации корабля в пространстве. Две-три пластины были сильно прогнуты.
При виде их Механик скептически хмыкнул.
— Уж не знаю, что и сказать, — пожевал он губами. — Трудное это дело. Боюсь, не выйдет ничего.
И профессиональным жестом он попытался колупнуть ногтем синеватую поверхность металла:
— Ведь это ж что, материал-то какой? Если бы хоть вольфрам или там кадмий.
Анджею стало скучно. Скучно, когда заранее знаешь слова, которые будут сказаны, и даже жесты. И знаешь, что в конце концов дело-то будет сделано. И действительно, полчаса спустя Механик уже работал. Магнитный нагреватель плавно ходил под его рукой, разглаживая сгибы и морщины прогнувшихся плоскостей. А вокруг, клоня гофрированные шеи, аноди почтительно провожали взглядом каждый его жест, каждое движение.
— Собрались, — бормотал Механик. — Столпились, Другого дела им нет. Только бы мешать рабочему человеку. А ну, позволь! Позволь!
Но в глубине души он был доволен. Он был доволен и горд. Пусть смотрят. Пусть знают, что значит — специалист первого класса!
А когда он кончил и с тайным ликованием хмуро разглядывал дело рук своих, аноди, дружно защебетав, вдруг двинулись ему навстречу. Он же смутился и заулыбался им, потому что знал, что сделал действительно хорошо. Аноди между тем шли прямо на него, и на панцирных их лицах было выражения не больше, чем если б это были чайники или ведра, насаженные на палки. Механик попятился. Чешуйчатая красная стена теснила его к краю обрыва, туда, где проходила одна из трещин, пересекавших плато.
— Ну чего надо-то? Чего пристали? — Растерянно он попытался было отпихиваться ладонями, но аноди дружно "вздернули свои высокие членистые колени, и он рухнул, опрокинулся вниз, вздымая столбы сиреневой пыли.
И тут же, словно сразу утратив к нему всякий интерес, аноди повернулись и разошлись. Каждый по своим делам.
Анджей видел все это. Когда он подбежал к краю расщелины, Механик, выбираясь из клубов пыли, кричал оттуда, что думает он об аноди, об Анджее, о Капитане и вообще об этой проклятой планете. Анджей не стал с ним спорить. Задача его была не спорить. Его задача была — понять.
Созванные по тревоге космонавты недоверчиво выслушали, как все было. Весь эпизод выглядел слишком неправдоподобным и странным.
— Может, аноди вообще не хотели ремонта? — с сомнением спросил кто-то.
— Наоборот. Они сами просили нас. — Это сказал Анджей.
— Может, что-нибудь сделано было не так?
Возражения Механика были слишком эмоциональны, чтобы можно было в них усомниться.
Последовал обмен мнениями, который был столь же долог, сколь и бесплоден.
— Значит, так. — Капитан не любил, когда начинались разброд и шатание. Капитан любил, чтобы у людей его была ясность. — Значит, так. Аноди хотели, чтобы им помогли. Но когда это было сделано, они сбросили его с обрыва. Спрашивается — зачем?
— И правда, — зашумели сразу несколько голосов. — Зачем? Может, сам упал? Оступился и упал. С кем не бывает. Причем здесь аноди?
Такое решение вопроса великой простотой своей и ясностью устраивало всех.
— Ну что ж, — заключил Капитан, почувствовав облегчение, — наверное, так и было. Так и будем считать.
Если бы Анджей не встретился с ним в эту минуту взглядом, он, может, и, правда, подумал, что он, Капитан, и сам так думает и в это верит.
— Эх ты, путаник, — посмеивались над Механиком, расходясь, космонавты, — толкнули его. Обидели. Ишь, чего померещилось.
Анджей вернулся к преобразователям. Он спросил все-таки аноди, почему они так поступили. Они не спорили. Не отрицали, Они объяснили с готовностью.
— Потому что он сделал ремонт.
— Но вы же довольны его работой? Он хорошо сделал?
— Да, — отвечали аноди, — мы довольны. Он хорошо сделал.
— Зачем же тогда вы сбросили его в расщелину?
— Но ведь он сделал ремонт. — И пояснили; — Хорошо сделал.
Аноди явно поражались непонятливости землян.
Анджей поколебался, но все-таки рассказал Капитану. Тот сделал понимающее лицо. И пожал плечами.
На том событие это окончательно, казалось, ушло в прошлое и было забыто всеми. Механик и сам не был уверен уже, что все было именно так, как он тогда рассказал. И если, случалось, речь заходила об этом, он терялся.
— Ошибочка вышла, — частил он виноватой скороговоркой. — Может, и показалось что… Померещилось. Кто знает…
И разводил руками.
Между тем буря, забросившая их сюда, начинала стихать. И скоро должен был настать день и час, когда оба корабля покинут планету, чтобы продолжить свой путь. Правда, в оставшиеся дни произошло еще несколько эпизодов. На первый взгляд столь же непонятных.
Помня о предстоящей разлуке, некоторые из космонавтов стали было дарить аноди мелкие сувениры. Анджей разыскал у себя ксино-осциллограф. Хотя космонавты с трудом отличали аноди одного от другого, Анджею казалось, что он вручил его тому самому аноди, который в первый день так трогательно расспрашивал! "А вы любите размножаться?" Тот, видимо, остался очень доволен. Радостно вертя подарок в четырех своих членистых лапах, он издавал то характерное сопение, которое выражало у аноди крайнюю степень удовольствия.
Не глядя на Анджея и не переставая сопеть, он взмахнул вдруг одной из лап, и Анджей рухнул на камни, лицо его было залито кровью. Еще немного, и он остался бы без глаза.
— Подвернулся, — комментировали происшествие обитатели земного корабля. — Под руку попал. Аноди, вероятно, хотел показать тебе что-то: "Вот, мол, смотри", а ты сунься ему под лапу. Ну и получил…
Правда, не только с ним произошло такое. Не только с Анджеем.
То, что аноди отвечали так на любое добро, настолько не сходилось с привычным миром земных ценностей, что разум человеческий отказывался воспринимать эту связь. К тому же эпизоды были слишком мелки, а последствия их слишком незначительны, чтобы кому-то могло прийти в голову искать эту связь и закономерность.
Настоящее событие произошло позднее. Одно из тех отвратительных крылатых существ, которые по ночам с дурными криками носились над плато, затаилось в камнях и утром набросилось вдруг на оказавшегося вблизи аноди. К счастью, несколько человек экипажа услышали гнусный клекот крылатой твари. К счастью, они успели. Распластав перепонки крыльев, тварь метнулась куда-то в сторону. Аноди, казалось, был только напуган. Только сильно напуган. Если считать, что аноди вообще способны к этому чувству. Спасенный заковылял к кораблю, чирикая на ходу что-то, что должно было, очевидно, означать "спасибо".
Но это не было "спасибо".
Анджей первым заметил, что внизу происходит нечто странное. Аноди со всех сторон красными точками начали стекаться вдруг к своему кораблю.
Когда космонавтам был отдан приказ срочно вернуться на борт, последний аноди скрылся уже в темных провалах того, что было их кораблем.
Предвидеть, что последует за этим, было невозможно. Впрочем, Анджей для того и был здесь, чтобы знать и предвидеть.