— Вам хорошо, — совсем уж завистливо вздохнул Кмых. — У вас есть Журавлик. А мне такого где взять?
— А вы поищите. Отправляйтесь сейчас на родную планету, сядьте возле выращатора, подождите, пока оттуда выйдет маленький человек, и попробуйте рассказать ему про этот мир, про то, сколько в нем удовольствий, какие они все разные, и что самое большое удовольствие — то, которое доставляешь другому. Если постараетесь, то обязательно найдете своего Журавлика — там, у себя в небе…
Он был доверчив и впечатлителен, как ребенок, этот ершеухий Кмых, искатель удовольствий, Он с готовностью вскочил на ноги и торопливо проговорил:
— Простите, что покидаю вас, но спешу воспользоваться вашим советом. Мне очень хочется поскорее найти своего Журавлика!
Повернул вишенку-выключатор и исчез.
И мне пора было собираться. Толя, наверное, уже решил задачку про бассейн. Сегодня он обязательно должен разобраться. Небось, сидит сейчас во дворе, играет с лохматым дворян-терьером Митрохой, а когда я приду, заметит меня не сразу, наконец посмотрит снисходительно и бросит между прочим, что задачка была ерундовая, может показать, если интересно…
И тут меня ошарашило. Господи, раз в жизни повезло — Контакт! — а я скатился в рутину своих педагогических штучек и сходу принялся воспитывать Пришельца, даже не расспросив толком… Ну что я людям скажу? Ученым?
Я швырнул удочку наземь и в отчаянии завопил;
— Кмых! Погодите! Вернитесь! Я забыл…
И Кмых вывалился из воздуха — радостный, с надеждой в очах — и начал допытываться:
— Вы меня звали, Павел, да? Вы хотели что-то сказать? Вы придумали для меня еще какое-нибудь удовольствие?
— Нет, Кмых, я только хотел узнать, далеко ли ваша планета…
Взор его погас, лицо вытянулось, но он вежливо ответил:
— Нет, рядом. Полторы секунды выключатором против часовой стрелки и снизу вверх.
— Вы хоть на небе можете показать?
Он пожал плечами. Я задал другой вопрос;
— А как устроен выключатор?
— Не знаю. Он это… на кустике растет.
— Ну хорошо… А как вы усваиваете энергию?
— Очень хорошо! Когда чувствую потребность — это такое внутреннее ощущение, — поворачиваю приемники, — он показал на уши, — к солнцу и начинаю потреблять,
— Но что происходит при этом в организме?
— Становится хорошо: легко, тепло…
— А какие процессы идут при этом? Химические, физические…
— Я не знаю… — Он был явно огорчен, и я понял, что больше не надо его мучить, он ведь даже не троечник, из которого можно выдавить какие-то воспоминания…
— Спасибо, Кмых, — сказал я. — Извините, что отвлек.
— Пожалуйста, — по-прежнему вежливо сказал он, крутанул выключатор и — растаял.
Я вздохнул и закурил внеочередную сигарету. Да, немного я ученым расскажу. Печально. Но не особенно. Почему-то я не очень огорчался. Не потому ли, что изучать — это не моя профессия? Моя профессия — учить…
Я поднял удочки и по теплой пыльной тропинке зашагал к себе домой, где ждал меня Толя Журавлик, сидя во дворе в обнимку с собакой…
ДМИТРИЙ БИЛЕНКИН
«Здесь водятся проволоки…»
Спокойствие утра охватило Горина, едва он шагнул за порог. Воздух был чист и недвижим, окна дома блестели, как умытые, ни звука, ни человека вдали, казалось, мир спит, досматривая безмятежные сны, и слух был готов принять даже побудку петушиного крика, если бы не зеленая, в полнеба, заря, в аквамариновую прозрачность которой врезалась веерная чернь древолистов.
Иное небо было над головой пожилого философа, даль тридесятых парсеков, и так все напоминало земное утро! Верилось и не верилось, что такое возможно, а тропинка меж тем разматывалась и вела, а легкие, не утомляясь, пили прохладу непотревоженных лугов, и смиренно хотелось благодарить судьбу за это чудо обретения среди безжизненных звезд второй, человечества, родины. Да еще такой, где все можно начинать с чистой страницы, начинать умудренно, единой людской семьей, на горьком опыте усвоив, — можно надеяться, что усвоив, — как надо ладить с лесами и травами, дождями и ветрами.
Все виденное Гориным подтверждало эту надежду. Тропинке, по которой он брел, сужаясь, окончательно исчезла в немятой траве, зеленой в зоревом свете, от этого почти своей, домашней. Ботинки тотчас оросил град светлых капель, надежных и здесь предвестников благодатного дня. Горин с рассеянной улыбкой оглянулся на потемневшую за ним полосу травы, на уютные позади домики, чьи мягко-округлые формы делали их похожими скорей на создания природы, чем на творения строительной техники. «Да, — с удовлетворением подумал он, — это мы умеем, этому мы научились, ради этого сюда стоило лететь…»