— Ха, — сказал я, презрительно сплюнув на тротуар, — что ты видел?
— Все: и ракету, и венерянина, и как он мишку в руки брал. И ребята тоже видели.
— Ха, — повторил я снова, еще громче. — Ничего этого не было. Мы играли, понимаешь? Это была только игра! А ты в нее, дурачок, и поверил.
— Ну и что? — насупился Артем. — Что из этого? Ты сам тоже поверил. А теперь смеешься. Ты свинья последняя, Борис. Так нечестно, нечестно!..
— Не валяй дурака, — разозлился я, — А обманывать себя и думать, что все это правда, по-твоему, честно?
— Отдай медведя! — вдруг заорал Артем так, что стал пунцовым до кончиков ушей.
— Бери, — пожал я плечами, — Пожалуйста. Вон — валяется.
Артем встал на четвереньки и начал подбирать клочья от медведя, и собрал все до последнего лоскутка, а я стоял над ним, и мне, право же, было смешно — что вы хотите, я был старше на целых три года и кое-что смыслил в жизни…
Артем сгреб в охапку остатки игрушки и поднялся с тротуара.
— Я больше никогда не буду с вами играть, — тихо сказал он. — Никогда.
— Привет тебе с кисточкой, — скривился я. — Уж больно ты нам нужен.
Он ничего не ответил, только громко засопел, потом повернулся и засеменил к подъезду.
Я шагал метрах в двух позади, и мне ни капельки не было его жалко.
— Да брось ты эти лохмотья, — сказал я, когда мы подошли к дверям квартиры. — Грязь всякую в дом тащить…
Артем обернулся и как-то разочарованно посмотрел на меня.
— Гад ты, — произнес он, наконец, совсем тихо. — Вот и все.
— От гада и слышу, — огрызнулся я и вдавил в стену черную кнопку звонка.
— Ну, что у вас там стряслось? — спросила мама, открывая дверь. — Боже, до чего вы грязные!.. Где вас только носило? — И вдруг, помрачнев, добавила: — Опять дрались?
Мы ничего не ответили — только чересчур усердно принялись вытирать ноги о половик.
— Ладно, — вздохнула мама, — дело ваше. Идите, сейчас же умойтесь. И живо за стол.
Но Артем первым делом прошмыгнул в комнату и долго возился там, а когда появился в ванной, медведя с ним уже не было — наверное, спрятал где-нибудь, в укромном уголке…
Артем несколько раз плеснул себе в лицо — так, только кончики пальцев чуть-чуть замочил…
— Вымой руки, — приказал я. — Нечего с грязными руками за стол садиться.
Он промолчал, но даже не шелохнулся.
— Вымой руки, — повторил я, повышая голос.
— Катись-ка ты, знаешь, куда? — вдруг прошипел Артем. Он даже побелел от злости.
В другой раз за такой ответ я дал бы ему хорошего щелчка, но тогда только заметил небрежно:
— Пентюх ты, Артем. Был таким и останешься.
И мы чинно пошли на кухню обедать.
Папа сидел за столом и, дожидаясь нас, просматривал газету.
— Ну, теперь все в сборе, — весело сказал он. — Званый обед за круглым столом короля Артура начинается, — и подмигнул нам обоим. — Прекрасная королева, то бишь мама, прошу налить нам в царские тарелки наши царские супы.
Когда мы покончили с супом и уже было принялись за второе, папа повернулся невзначай к окну и вдруг странным голосом произнес:
— Глядите-ка, что это такое?
Я мигом вскочил.
Там, во дворе, посреди цветистой клумбы, точно удивительное дерево, в пять минут вымахавшее до невиданных размеров, стоял чужой космический корабль — я это понял сразу — и блестел на солнце своими синими отполированными боками, как наша ваза из чешского стекла.
— Что это такое? — повторил папа и изумленно посмотрел на нас с Артемом, словно мы могли ответить ему, хотя, нет, кое-что мы, безусловно, знали, но ведь тогда мы только играли, выдумывая все от начала до конца, а теперь — теперь-то не одни мы видели этот Корабль, но и папа и мама тоже видели, и весь дом, наверное, уже всполошился — что мы могли ответить на этот вопрос?
— Ракета, — только и сказал я. — Настоящая. С Венеры.
— Ты так думаешь? — спросил отец.
— Артем, — позвал я. — Артем!
Тот сидел, даже не шелохнувшись, на своем стуле и молчал, и глядел как-то странно, недоверчиво, что ли, чуть ли не с испугом, а губы его снова вытянулись в дудочку, будто он хотел свистнуть, да так и не засвистел…
— Ну да, — сказал он, наконец. — Видали мы…
И вдруг рука его разжалась, и на ладони я заметил плюшевый лоскуток — он сжимал его в течение всего обеда, и вот теперь…
— Артем! — крикнул я.
И тут что-то словно лопнуло, оборвалось в напрягшейся, как кусок сильно растянутой резины, атмосфере.
— Врете вы! — с отчаянием закричал Артем. — Врете! — и, вскочив, с ревом бросился вон из кухни.