Когда я вошел, Валерка замахал мне со стопки матов, а Сурен Давидович проговорил, не отрываясь от трубы:
— Зачем пришел?.. Хорошо, Верстович! — это уже стрелку. Мы могли ввалиться к Суру хоть среди ночи, с любым делом или просто так. Только не во время работы. Сур — замечательный тренер, и сам стреляет лучше всех. Проклятая астма! Сур был бы чемпионом Союза, если б не астма, я в этом убежден.
— Восьмерка на «четыре часа»,[2] — сказал Сур. — Дышите, Ильин, правильно.
Я спросил у Верки:
— Давно стреляют?
— Только начали, — прошептал Верка. — А Степа где?
— Помолчите, гвардейцы, — сказал Сурен Давидович, — Хорошо, Ильин! Бейте серию с минимальными интервалами!
Я сам видел, что тренировка началась недавно — мишени чистые. Значит, Сур освободится через час. Раньше не отстреляются.
— Не узнаю вас, Оглоблин. Внимательней, мушку заваливаете!
Невозможно было целый час ждать. Я подобрался к Суру и прошептал:
— Сурен Давидович, тревога, Степа в опасности…
Он внимательно покосился, кашлянул, встал:
— Стрелки, продолжайте серию! Валерий, корректируй…
Верка, счастливый, кинулся к трубе, а мы вышли в коридор. Мне казалось, что Сурен Давидович очень рассержен, и я стал торопливо, путаясь, рассказывать:
— Степка уехал на новом такси из лесопарка, а в такси сидели шпионы…
— Какие шпионы? — спросил он. — Откуда шпионы?
Я вернулся к началу — как шел в школу и увидел Федю-гитариста. Сур слушал вполуха, посматривая на дверь, глаза так и светились в темном коридоре. Я заспешил. Скоренько рассказал, как шофер свалился у пня. Сурен Давидович повернулся ко мне:
— Что-о? Тоже схватился за сердце?
— И еще упал. Это не все, Сурен Давидович!
— Подумай только, не все… — пробормотал он. — Рассказывай, Лешик, рассказывай.
Я рассказывал, и мне становилось все страшней. В лесопарке я на четверть — да что, на десятую так не боялся. Там мы смотрели со стороны… А где сейчас Степка? Может, они его убили?
Когда я закончил, Сурен Давидович проворчал:
— Непонятная история… Лично мне Киселев был симпатичен.
— Федя? Еще бы! — сказал я. — А теперь видите, что получается!
— Пока вижу мало. Пень был очень тяжелый, говоришь? — Он покосился на дверь, откуда слышались выстрелы, и тогда я понял…
— Оружие в нем, а в платке патроны! — завопил я. — Сурен Давидович! А на шее автомат, на гитарном шнуре!
— Лешик, не торопись. Оружие? — Он вел меня за плечо к кладовой. — Шпионам незачем прятать оружие. Я даже думаю, что шпиону просто не нужно оружие. Пистолетик, может быть… Но маленький, маленький. Бандит, грабитель — другое дело.
— Шпиону и оружия не нужно? Что вы, Сурен Давидович! Везде пишут: бесшумный пистолет, авторучка-пистолет…
— Авторучка — понятно, — говорил Сур, входя в кладовую. — Маленький предмет, укромный. Хранится на теле. Зачем целый пень оружия? Через пень-колоду… Где мой блокнот? Вот мой блокнот. Сядь, Лешик. Я думаю, что шпиону совсем не нужен пистолет. Шпион, который выстрелил хоть однажды, уже покойник… Побеги, пожалуйста, и пригласи сюда Валерика.
Верка не особенно обрадовался приглашению. Он корректировал стрельбу больших парней, покрикивал гордым голосом. Они тоже покрикивали — Верка путал, где чья мишень. Он вздохнул и побежал за мной, спрашивая:
— А что? Тревога? Вот это да!
Сур уже написал записку. Он сказал:
— Валерик, время дорого. Лешик все расскажет тебе потом, ни в коем случае не по дороге. Так? (Я кивнул.) Так. Вот что я написал заместителю начальника милиции капитану Рубченко: «Дорогой Павел Остапович! Ты знаешь, что я из-за болезни не могу выйти «на поверхность». Очень тебя прошу: зайди ко мне в тир, очень срочно. Не откладывай, пожалуйста. Твой Сурен». Валерик, беги быстро. Если нет дяди Павла, передай записку майору. Если нет обоих — дежурному по отделу. Запомнил? Ты же, Лешик, ищи Степана. Тебе полчаса срока… нет, двадцать минут. А ты, Валерик, передай записку и сейчас же возвращайся. — Он посмотрел на нас и, чтобы подбодрить, сказал: — Гвардия умирает, но не сдается, Бе-гом ар-рш!
Мы вылетели «на поверхность» и припустили по дворам. Что я мог успеть за двадцать минут? Пробежаться по улицам да заглянуть на почту. Милиция тут же, рядом. (Почта выходит на проспект, а милиция — на улицу Ленина, но двор у них один, общий, с универмагом и химчисткой.)
2
Инструктор говорит стрелку, что пуля попала в восьмой пояс мишени, ниже и правее центра — по линии часовой стрелки, показывающей на циферблате цифру «четыре».